Все отзывы на произведения Эдуарда Веркина

Hohmach, 25 сентября 2018 г. в 15:29

Это одна из самых слабых книг, что я читал за всю свою бесконечно долгую жизнь. Обратить на неё внимание меня заставили восторженные статьи на паре авторитетных ресурсов, да и сама постапокалиптика меня живо интересует, тем более та, что не сводится к беготне в противогазе по промзонам. И как же я был удивлён.

Далее следует масштабное полотно из придирок и претензий, и я не жду, что кто-нибудь дочитает его до конца, но мне (по какой-то неясной причине) хочется разложить всё по полочкам и сформулировать своё отношение максимально полно и чётко.

Итак, поскольку, на мой взгляд, в этом романе плохо почти всё, я для начала перечислю то немногое хорошее, что в нём есть.

1) Сама диспозиция: война смела весь мир в труху, кроме Японии и собственно Сахалина. Последний — пограничная зона между цивилизацией и хаосом. Это интересно, уникально и неплохо привязано к нашей действительности. Этот расклад – несомненная удача.

2) Атмосфера. Мрак, тлен, безнадёга, безумие, всякие макабрические причуды – всё это здесь есть и неплохо воздействует на читателя.

Таким образом, сеттинг романа уникальный и достаточно занятный в основе своей. Проблемы же лежат в плоскости сюжета и языка (то есть, фактически, во всём остальном).

Скажу пару слов о сюжете – благо, больше и не получится. Девушка по имени Сирень, практикующий футуролог (что-то вроде прогрессора без права вмешиваться), приезжает из Японии на Сахалин с заданием осмотреть остров и дать отчёт какому-то там этнографическому обществу. И она странствует. В общем-то, всё. На протяжении всей книги она движется из одной стороны острова в другую, описывая то, что видит.

Проблем здесь много. Для простоты – снова по пунктам:

1. Главная героиня.

Начнём с того, что Сирень — типичная Мэри Сью, как по учебнику. Красивая, умная, начитанная, решительная, умеет обращаться с оружием и великолепно выпутывается из любых ситуаций. Все встреченные ей люди относятся к ней с уважением и пиететом, предоставляют транспорт, ресурсы, поят дефицитным чаем и охотно идут на философские беседы.

Почему это плохо? Как минимум потому что недостоверно. Выдающиеся качества и навыки никак не вытекают из предыстории персонажа. Сирень — учёная, не солдат и не выживальщик, она никогда не бывала на Сахалине, и ей просто негде и некогда было воспитать в себе характер и волю закалённого бойца. Да, формально у тексте есть описание, как она перед поездкой на Сахалин стреляет по мишеням, но по ходу повествования она проделывает такие вещи и с таким хладнокровием, что несколькими сессиями в тире это никак нельзя объяснить.

Но это не единственная проблема, связанная с Сиренью. Хуже другое — отсутствие у неё эмоций, реакций и вообще каких-либо человеческих проявлений. У неё нет слабостей, страхов, фобий, вредных привычек, увлечений и, что хуже всего, эмоций. Казалось бы, она путешествует по безумному выморочному миру, наблюдает закат человеческой расы, но это никак на ней не отражается.

Тут мне могут возразить, дескать, так и задумывалось, это же этнографический отчёт, поэтому в нём и нет эмоций. Могут предположить, что это намеренное отстранение, которое лишь подчёркивает описываемые кошмары. Я принимаю это возражение и отвечу на него в самом конце отзыва.

Пример грамотного использования отстранения — Камю, «Чума». Показываем эпидемию чумы с академическим спокойствием. Но даже там герои не были бездушными истуканами, у них были эмоции, они страдали и переживали. На уровне текста это описывалось скупо и холодно, но всё-таки описывалось, и поэтому эмпатия между читателем и текстом возникала, и возникало погружение.

Словом, главный герой книги — безэмоциональный терминатор. И я убеждён, что и безэмоциональность, и терминаторность только вредят роману, и вредят, пожалуй, больше, чем что-либо другое. Если бы Сирень была внятно прописанным человеком, а не болванкой, если бы реагировала на происходящее, общалась, сомневалась, испытывала страх, симпатию и антипатию, это была бы совсем другая книга, и лично мне бы она понравилась (даже при том же самом сюжете, от которого я тоже не в восторге) гораздо сильнее.

2. Динамика отношений между персонажами отсутствует. Её попросту нет. За время похода к Сирени присоединяются двое человек, и они почти не общаются друг с другом. Ни во время долгих переходов, ни во время стоянок. Почти нет диалогов между ними, нет совместных действий (помимо ходьбы, конечно), нет реакций друг на друга. В аннотации сказано что-то про истинную любовь, но это прямая ложь, ничего такого в книге нет и близко.

И это выглядит крайне странно. У нас есть как бы партия приключенцев, которая идёт в поход, но мы толком не прописываем ни одного из них, и общаться друг с другом они тоже не будут. Они все просто присутствуют в одной пространственной точке, не более. Зачем это, почему? Вы ведь понимаете, какой потенциал заложен в общении между персонажами? Диалоги, настроение, передача читателю информации, раскрытие образов... Ничего этого здесь практически нет. А если персонажи и начинают говорить, то выдают декларации. Местами интересные и неплохо сформулированные, но декларации. Таким образом, мы и здесь не видим людей, а видим лишь функции, которые к тому же работают неизвестно на какую задачу (об этом чуть дальше).

Хотите положительный пример? «Тёмная башня» Стивена Кинга. В более чем абстрактных обстоятельствах выписана партия приключенцев, которые безусловно являются и выглядят людьми — они шутят, ссорятся, обижаются, сомневаются, боятся, учатся и меняются. А ещё иногда справляют нужду и занимаются сексом. Но, видимо, в случае Острова Сахалин всё это богатство тоже принесено в жертву «этнографии». По-моему, размен просто неравноценен. Кажется, это именно тот случай, когда стилизация играет против произведения.

3. Арок персонажей тоже нет. Мало того, что они не взаимодействуют друг с другом, они ещё и не меняются, ничему не учатся, не корректируют взгляды на мир. Внутренняя динамика персонажа – один из основных принципов драматургии, но автор и здесь свёл всё к абсолютному нулю.

4. У похода по Сахалину нет явной цели, как нет и зацепок-вопросов по ходу повествования. Книга достаточно объёмная – 480 страниц, стиль отличается скрупулёзностью и многословием, и читать такой текст, не понимая цели происходящего – удовольствие сильно ниже среднего. Перед нами мелькают города, деревни, люди, переправы, реки, горы, но для чего всё это происходит, нам неведомо. “Осмотреть Сахалин” – слишком расплывчатая цель, и не годится как побудительный мотив к чтению. Это как если бы Фродо и Сэм отправились в Мордор просто так, осмотреть достопримечательности (а по сути это именно то, что происходит в Острове Сахалин). Ближе к последней четверти книги цель вроде бы проступает, проговаривается вскользь – оказывается, герои хотят выбраться с Сахалина. Отлично, но и этого бесконечно мало. Да и персонажи столь вяло реагируют на происходящее и столь скупы на общение, что и эта цель тонет в потоке описаний. Помимо отсутствия чёткой глобальной цели (что ещё можно было бы стерпеть и счесть за концепцию), в книге нет и промежуточных целей и вопросов. Что означало это событие? Чего добивается этот человек? Как разрешится эта ситуация? Подобных вопросов в сюжете не возникает, а ведь именно они – основное топливо для читательского интереса.

Здесь хочу прерваться и предвосхитить ваш вопрос: “А разве нельзя написать хорошее и увлекательное произведение со статичными персонажами, перед которыми не ставилось бы никакой конкретной цели”? Разумеется, можно. У нас есть близкое по духу произведение — “Дорога” Кормака Маккарти, написанное почти о том же самом. Там очень условные характеры, там двое так же бредут по атомной пустыне без всякой видимой цели помимо выживания. Но есть два важных отличия. Во-первых, “Дорога” чуть ли не втрое короче “Острова Сахалин” и текст в ней бесконечно более плотный. Во-вторых, Маккарти просто лучше пишет.

5. Удачный сеттинг подаётся исключительно в лоб — рассказами, что да как.

Вот у нас секта, читайте десять страниц об истории секты (надо ли говорить, что в сюжете она не играет никакой роли и после этого описания пропадает из книги навсегда). Вот город, читаем как бы выдержку из путеводителя. Вот появляются зомби — держите подробнейшее описание течения болезни и поведения инфицированных (как будто зомби это некая новинка, которую стоит подробно описывать).

По сути весь роман это набор описаний – городов, деревень, сект, тюрем, кораблей. И все они длинные, и все они написаны канцеляритом, и все они существуют отдельно от сюжета, никак на него не влияя. Один рецензент сравнил роман с собственным черновиком, но я бы сказал, что это просто сборник дополнительных материалов к сеттингу, которые можно было бы поместить в приложение. А роман – с персонажами, конфликтом, идеей, сюжетом – на их основе ещё предстояло бы написать.

И здесь мы снова сталкиваемся с последствиями стилизации под отчёт этнографа. В Острове Сахалин нам постоянно о чём-то рассказывают и очень редко что-то показывают. Нам не предлагают пожить в заданных обстоятельствах, не дают посмотреть на них изнутри, мы лишь изучаем их снаружи, со слов каких-то третьих лиц.

Мне могут сказать, что я просто не согласен с концепцией книги, и будут правы. Этот сеттинг с его атмосферой действительно хорош и заслуживает чего-то большего, чем поверхностное описание-экспозиция. От ощущения упущенной возможности и поворота не туда становится ещё обиднее.

6. Язык и стиль произведения плохи.

Я понимаю, что это самая субъективная часть литературы, но здесь мне остаётся только передать собственное впечатление. Почти весь текст написан в духе этнографической заметки, что подразумевает обилие сложных и длинных фраз на канцелярите. Средняя фраза выглядит примерно так: “Город N занимает крайне важное положение в экономической структуре этих земель в связи с успешным производством электроэнергии, связанным с действиями местной администрации и выгодным географическим положением”. Это сошло бы за приём, но так написана почти вся книга. Читать это утомительно и не приносит эстетического удовольствия.

Но канцелярит – лишь одна грань проблемы. Вторая – общая небрежность. Предложения в массе своей очень длинные, в них попросту через запятую перечисляется несколько разных мыслей, которые по-хорошему нужно разделять точками. Это похоже на рассказ малыша о том, как прошёл день: “Сначала мы гуляли, потом ели кашу, она была вкусная, я попросил добавки, но воспитательница сказала, что больше нельзя, и я обиделся, а вечером мы ещё раз погуляли”. Дело вкуса, конечно, но от таких текстов мне лично хочется выть.

Причём не сказать, чтобы автор не умел писать – он умеет. Порой в этом многословном потоке попадаются прекрасные и точные места. Приведу самый яркий пример. В первой трети книги есть отрывок, в котором двое напарников вылавливают из моря сушёные трупы. И этот отрывок написан блестяще! Как будто щёлкнули невидимым переключателем в положение «Хорошо». Красиво, образно, колоритно, отточенными фразами. Но на весь роман это, пожалуй, единственный пример. Выглядит так, будто автор либо потратил на этот отрывок больше времени (подозреваю, что изначально это был отдельный рассказ), либо пригласил какого-то очень грамотного редактора.

На этом, пожалуй, всё.

Что в итоге? В итоге получается, что Остров Сахалин — это скверно написанный отчёт о бесцельном походе безликих персонажей по относительно интересному миру.

Теперь побуду адвокатом дьявола. Я прекрасно понимаю, что всю мою критику можно разнести одним простым аргументом: автор всё нарочно так задумал. Это этнографический отчёт, поэтому в нём нет эмоций, переживаний, нет прописанных характеров, нет живых диалогов, нет интриги, и вообще это всё одна большая экспозиция. И я согласен — если принять концепцию книги, то получится, что в рамках своей задачи она работает неплохо. Да вот только принять эту концепцию лично у меня никак не получается. По двум причинам.

Во-первых, намёки на всё перечисленное в книге *всё-таки* есть. Автор не совсем уж выхолостил произведение от всех примет условно «обычного» нарратива. Здесь есть и персонажи, и характеры, и приключения, но всему этому будто нарочно не дают ход, купируют едва намеченные ростки, будто автор сознательно бил себя по рукам, чтобы нечаянно не написать как пишут все.

Во-вторых, я убеждён, что наличие этих купированных вещей сделало бы книгу намного лучше, полнее бы раскрыло её потенциал.

Но окончательно поставить крест на романе всё-таки не получается; надо признать, что удивительным образом, несмотря на массу глобальных и локальных проблем он всё-таки оставляет некое приятное послевкусие. Сеттинг сам по себе интересный и запоминающийся, попадаются занятные локации, интересные рассуждения о природе будущего, отдельные удачные сцены. Но всё это похоронено под настолько толстым слоем некачественного и бессмысленного текста, настолько испорчено чудовищной реализацией, что впору рыдать. Могла бы получиться отличная книга, но для этого нужна вторая попытка или просто другой автор.

Dixi.

Stalk-74, 01 апреля 2025 г. в 23:55

Автор замахнулся на проблему, которую ему осилить не удалось. Нет, большинство читателей — любителей фантастики будет вполне удовлетворено — не бесконечные мечи-магия, ни миллионные попаданцы — это ж настоящая, посконная НФ, Стругацкие там, Лем. Как ещё Ефремова не вспомнили. А, по сути, это просто научно-фантастические локации, построенные ещё в классические шестидесятые. Нет, конечно, можно взять любую главу и развить мысль автора до чего угодно. Смертны ли люди в принципе, кто создал создателей, какие сны в том смертном сне приснятся... И так далее. Но, раз ты полез на плечи гигантов, сделай хотя бы новый уровень вверх. Ну хоть высотой в воротник. А этого я не увидел. И даже почувствовал нарастающее с каждой главой беспокойство, как это все разрулить! Особо, кстати, не разрулилось, хотя эстеты могут написать глубокое эссе о значимости искусственной пантеры в точке производной нового мироздания.

Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно.

kkk72, 31 декабря 2010 г. в 12:07

Какой все-таки многогранный жанр — апокалиптика!

В начале этого года мне в руки попалась «Дорога» Кормака Маккарти, книга, потрясшая меня до глубины души, настоящий шедевр, безусловный фаворит в моем списке на звание лучшей книги года. А вот сейчас я имел несчастье ознакомиться с «Богом 58 калибра», поделкой некоего Макса Острогина. Что ж, титул худшей книги года, кажется тоже нашел своего хозяина.

Итак, чем же данный опус может претендовать на столь непочетное звание?

Мир, созданный автором абсолютно нереалистичен и явно клепался по принципу — чем страшнее, тем лучше. Смертельные болезни косят людей, оставляя лишь недогнившие пальцы. Жуткие механические монстры уничтожают на своем пути все живое. Толпы живых мертвецов слоняются по окрестным лесам. Обычная фауна от волка до ежика мутировала в каких-то чудовищ. Каждый поход людей за трофеями стоит жизней большинству его участников. А уж с каким рвением люди мочат друг друга! Да, в таком мире остатки человечества смогли бы продержаться не более нескольких месяцев, а не несколько десятков лет, как описано в книге. Хотелось бы заодно поинтерсоваться у автора произведения, откуда у всех такое количество оружия и особенно патронов, если прочие достижения цивилизации сгинули почти полностью.

Ряд «удачных» идей автора вызывает просто-таки смех, например, самозакапывание на ночь в землю или механический монстр, спастись от которого можно только непрерывно убегая 56 минут, а затем он прекращает преследование. Сразу видно, что автор в школе прогуливал кроссы на физкультуре, да и о выживании в опасных условиях он даже поленился прочесть хотя бы пару книг.

Все приключения сводятся к почти беспрерывному и бессмысленному мочилову, в котором герой вполне преуспевает. Попутно активно проводится мысль, что все вокруг сволочи, и только главный герой почему-то хороший. При этом, например, «хороший герой» не стесняется, обирая тело убитого товарища, забрать все более-менее ценное себе, а напарнику всунуть что поплоше.

Характеры персонажей примитивны настолько, что вполне могут быть описаны фразой: «они все козлы, а я чо, я — нормальный пацан». Больше тут и сказать нечего.

Особую оторопь вызывают религиозные воззрения персонажей произведения. Это ж надо было до такой степени исказить саму суть какой-либо веры, подав ее в столь карикатурном виде!

В общем, перед нами — литературная основа для третьеразрядного «мясного» шутера, не более того. Честно говоря, не могу представить себе, кому из фантлабовцев я мог бы порекомендовать столь примитивную книгу. А если захочется пощекотать нервы, так лучше уж поиграть в старый добрый «Квейк», чем читать неудачную пародию на него.

И все бы было ничего, в конце концов, плохие книги бывают. Можно простить автору бездарный сюжет, неправдоподобный мир, примитивных персонажей. Страшно другое — этот роман наверняка найдет своих поклонников, да и продастся, вполне возможно, большим тиражом, чем «Дорога» того же Маккарти. И издатели, как выясняется, готовы активно продвигать именно эту книгу. И все больше молодых людей будут готовы отождествить себя с персонажами «Бога 58 калибра», с людьми, даже не осознающими своей жестокости и ограниченности, людьми, способными на все, лишь бы только сберечь свою шкуру еще на один день. И на пути к дальнейшему озлоблению и оглуплению человечества будет сделан еще один, пусть совсем маленький шажок.

А это значит, что горькое пророчество старика Маккарти становится все более реальным.

heleknar, 20 апреля 2025 г. в 11:13

Отзыв написан в рамках Книжного Клуба Фантлаба.

Прочитал-прослушал 8 глав. С меня хватит.

Абсурдный бред с картонными героями, которые общаются и ведут себя максимально сумасшедшим образом способом. Типовой диалог из книги:

«– Говорят, где-то в здании… в одном из помещений есть памятник Астерию. Голова из черного золота, – уточнил человек. – В натуральную величину, не памятник, разумеется, скульптура.

– Интересно, – сказал я.

– Лично я думаю, что это легенда. Но ничего исключать нельзя, Институт – весьма необычное место, километры коридоров. Десятки километров коридоров, лесниц, атриумов. Шуйский, – представился человек. – Игорь Шуйский. А вы, вероятно, Ян?

– Да…»

Какого-то внятного сюжета нет. Все бегают по сцене, рвут на попе волоса, с криками «синхронная физика, синхронная физика». Что такое «синхронная физика» не может дать определение ни автор, ни его преданные фанаты с СПГС в терминальной стадии. И таких сущностей без объяснения и обоснования автор накидывает в каждой главе.

Терпение моё лопнуло, когда три главы описывается одно и то-же событие с маленькими отклонениями вроде: в одной главе тулупы висели на латунной вешалке, в другой — на бронзовой.

Дочитывать не буду. Рекомендовать не буду. Веркина читать не хочу больше.

Zangezi, 19 апреля 2025 г. в 17:04

Тут вот пишут, образец интеллектуальной прозы. Нет, ребята, вы как-то не так понимаете интеллектуальную прозу. Если автор утрамбовывает в свою книгу тонну скрытых цитат и названий, если наделяет своих персонажей узнаваемыми именами, если многозначительно подмигивает библейскими и прочими аллюзиями, это литературно, но еще не интеллектуально. Интеллект — это совсем о другом, это скорее самостоятельное мышление, а не заимствующее. Помните, как у Кржижановского: «Есть люди, к которым приходят мысли. А есть люди, которые сами ходят к мыслям: приставят библиотечную лесенку к книжным корешкам и скрипят ступеньками, пока какая-нибудь мысль не распахнет перед ними своей обложки». Кржижановский из первых, а вот Веркин из вторых. Он литературен, литературно-центричен, литературно же вторичен. А некая претензия на интеллектуальность оборачивается в этом случае банальной претенциозностью: напущу тумана, двусмысленностей, парадоксов, а закончу ничем, ведь жизнь неоднозначна. Все так, но это соль, а из одной соли каши не сваришь.

Из чего же Веркин варит свою кашу? Зерно знакомое: фантастика шестидесятых, все эти физики-лирики, даром что у Веркина каждый второй – физик, шпарящий стихами. Стругацкие выглядывают из всех щелей, Институт на Регене с гипотетическим потоком Юнга словно списан с базы «Солярис», с ее чередой странных событий, психическими отклонениями и непостижимым Океаном… Но то, что у классиков выглядело новым, серьезным, полным жизни, чутким и ответственным, у Веркина превращается в постоянное ерничание, словесную клоунаду, плетение словес, ускользает от серьезных ответов в многозначительность общих фраз. Каждый герой — ненадежный рассказчик, скоморох, сам не в себе, никому нельзя верить, потому что ни у кого нет этого «в себе». Неудивительно, что не получается ни физики, ни продвижения вперед, ни совместного дела — только шатание вразброд. Ретрофантастика оборачивается пародией на первоисточник.

До пародии, карикатуры доходит и ретроградство автора. До сих пор вполне серьезно можно читать у классиков о бортовых компьютерах на перфокартах, представлять их капитанов со звездными картами, заправленными в планшеты, но только издевкой выглядят у Веркина звездолеты, оббитые войлоком, или навигаторы, прокладывающие путь с помощью игральных кубиков. Ибо перфокарты были на то время авангардом науки и техники, знаком прорыва в неизвестное, Веркин же рисует усталую цивилизацию, отказывающуюся от многих достижений, цивилизацию неолуддитов, у которой вдруг не получается прорывная физика. Ну так потому и не получается, неужели неочевидно? Течь не сверху, а снизу, где ей и положено быть.

Но если не физика, тогда что? Этика? Эстетика? Но никаких серьезных этических коллизий нам не продемонстрировали, никакой новой эстетики не сформулировали. Все осталось на уровне общих фраз, вперемежку с ничего не значащими стихами и «прозрениями». Такими, как, например, «прозрение» одного из героев о связи между ростом гуманизма и просвещения с освоением человечеством воздуха. Ага, это после ковровых-то бомбардировок и полета B-29 над Хиросимой. И вот все «прозрения» в книге такие: вроде читаешь, кажется, интересно, метко, а вдумаешься: «бред сивой кобылы». Какая уж тут интеллектуальность!

В целом, печальный, больной, парафренический роман. Наверное, в согласии с нашим временем. Но как-то не хочется литературы, только отражающей время. Опережающей бы. Созидающей. Да не в этот раз.

kerigma, 02 сентября 2018 г. в 22:06

Кто искал в современной русской литературе что-то захватывающее и при этом серьезное, и фантастическое, и нешаблонное — тот нашел.

Вначале я думала, что «Остров Сахалин» Веркина — это такая сомнительная пародия на Чехова в мрачной постапокалиптике. Потом — что это такая переделка «Гордость и предубеждение и зомби», только вместо Остин опять же Чехов. Потом — что это роуд-трип в духе «Дороги». А в конце готова признать, что это прекрасный роман, который гораздо больше всех своих составных частей, и я не знаю, на какую полку расхожих сюжетов и приемов его можно сунуть — ни на какую, как и всю хорошую литературу.

Я искренне рада, что у нас пишут такие книги. Для этого нужно обладать и определеной решимостью, и определенной наивностью. Чтобы совместить Чехова и зомби, к примеру (а пресловутое «мобильное бешенство», или МОБ — не что иное, собственно), и при этом умудриться не скатиться в тотальный комизм (для меня лично тема зомби означает комизм автоматически). А, напротив, так медленно нагнетать напряжение, что вначале, когда расписываются всякие тюремные ужасы, читатель еще не верит и не пугается, а к концу, когда всякой жуткой физиологии становится поменьше, начинает впечатляться каждым поворотом все сильнее и сильнее.

Или, скажем, чтобы взять за основу мир после ядерного апокалипсиса — это тоже сам по себе такой расхожий штамп, что куда уж повторять его в очередной раз. Но Веркин делает это очень аккуратно и очень удачно — апокалипсис произошел, но не вчера и не везде. Япония сохранилась в качестве единственного анклава цивилизации, а остров Сахалин оказался своеобразным барьером между Японией и остальным потонувшем в хаосе, плохой экологии и мобильном бешенстве миром. И тут как раз вступает черед Чехова с его педантичными и несколько сатирическими характеристиками местных исправительных учреждений.

Мне интересно, как к Веркину приходила идея построения его мира и героев. Хочется думать, что это было так же постепенно, как идет моя реконструирующая мысль сейчас: если анклав цивилизации, то Япония, сама суть острова + высокого технологического потенциала это предполагает. Если Япония, у нее должна быть какая-то «барьерная зона», на которой зерна отделяются от плевел, образно говоря — и это Сахалин и там должны быть зоны для беженцев и ссылка для тех, кто не вписался в новый мир. На материке жизни нет, в самой Японии все уже более ли менее стабильно, так что если что и происходит, то на Сахалине. Ну а если Сахалин — то Чехов, вот пасьянс и сошелся.

Мир Веркина поражает не то чтобы проработанностью даже (мне сложно сказать, сколько взято у Чехова, надо его наконец прочитать нормально), а какой-то полной логической обоснованностью. И да, это нам японцы, корейцы и китайцы кажутся все одинаковыми (извините) — я знаю, что для них самих разница колоссальная, а все европейцы им тоже кажутся одинаковыми (и это отлично проявляется в романе, кстати, в мелких деталях вроде «белого негра»). И логично, что на Сахалине выделяют социальные группы не только по признаку криминального прошлого, но и по национальному.

Такой же логичной кажется и профессия нашей героини, которая прибывает на Сахалин с научно-исследовательской целью; кем быть после апокалипсиса, как не футурологом, действительно — вопрос не о том, каково будет будущее, а будет ли оно вообще, становится как никогда актуален. Героиня планирует посещение тюрем, потому что по версии ее профессора, Сахалин — это место предела, место, в котором все начинается и которое на все влияет, там лучше, чем где-либо, видны изменения. Мы не видим научных результатов, а посещения карательных учреждений описываются хоть и тщательно и детально, но в этой тщательности есть что-то от Чеховской усмешки, есть что-то от Гончаровской этнографии, и мы понимаем, что это все для отвода глаз. Хотя и так достаточно ужасно, но именно что достаточно.

А потом совершенно естественным, но малопредсказуемым, как и все совершенно естественные вещи, образом это хрупкое равновесие ужасности рушится — и героиня со своим проводником оказывается в водовороте хаоса, из которого им предстоит долго и мучительно выбираться. Приключение? Да, строго говоря, приключение, хотя все заплатили за него слишком дорого.

Удивительно, что дело глобально не в том, выбрались они или нет, хотя даже такие мелкие с исторической т.зр. причины влекут широкие последствия, которые мы увидим в самом конце романа. Удивительно, как постепенно проясняется, о чем, собственно, роман — роман о надежде, что как нельзя лучше применимо и к постапокалипсису, и к каторге, и к их сочетанию.

А. Н. И. Петров, 14 марта 2025 г. в 14:06

Интеллектуально-фантастический роман «Сорока на виселице» Эдуарда Веркина рассказывает историю об ожидании на Регене заседания Большого Жюри по вопросу применения фермента LC для прорыва в строительстве актуатора потока Юнга, остро необходимого синхронной физике: таежный спасатель Ян «случайно» попадает в состав Большого Жюри и прилетает на Реген одним из первых, вместе с библиотекарем Марией и главным светилом синхронистики Уистлером, селится в здании Института пространства, где конструируется отменяющий ПВ-континуум актуатор, а дальше начинается СТРАННОЕ.

Великолепная книга, я в восторге! В «Сороке на виселице» Эдуард Веркин расширяет снарк-снарковскую тематику «субъективное в столкновении с объективным» с масштаба «слово vs событие» до масштаба «разум vs бытие». Как и в «снарк снарк», текст романа преимущественно состоит из диалогов персонажей: немногочисленные видимые Яну сотрудники и гости Института пространства постоянно спорят о синхронной физике, выясняют отношения, рассказывают странные истории, частью из личного опыта, частью из прочитанных книг, частью выдуманные на ходу, а в процессе поднимают примерно все современные философские проблемы внеземного вектора развития человеческой цивилизации. Ян как внешний наблюдатель подкидывает им вопросы, наводит на размышления других и много соображает сам и, не осознавая того, способствует совершенствованию синхронистики.

Главная обсуждаемая проблема – проблема Предела. На каждом этапе человечество упирается в предел прогресса, непреодолимый известными ей средствами, требующий научно-технологического скачка в принципиально новом направлении и угрожающий в случае застоя цивилизационным крахом. В «Сороке на виселице» люди научились перемещаться по космосу быстрее скорости света, колонизировали десятки планет, но проблема Предела никуда не делась: прыжки через подпространство требуют слишком многого (громадные вычислительные ресурсы, необходимость эвтаназии людей и животных, невозможность перевозок сложной электроники) и по сути не меняют ничего. Человек по-прежнему ограничен в возможностях, пусть не одной планетой и не одной звездной системой, а тысячей световых лет, – власти разума над бытием как не было, так и нет, бытие все так же непроницаемо, непластично и неконтактно. Полет на крыльях мысли уперся в очередной, неясно кем и зачем возведенный потолок.

Тем не менее разум не сдается, хочет покорить Вселенную, раскрыть и переписать под себя законы мироздания, пусть даже это будет стоить ему очень дорого. Новейшим фронтом борьбы человека и мира и является синхронная физика, изучающая механизмы причинности в случайных и не взаимосвязанных друг с другом событиях. В романе Веркин фиксирует неуютную неопределенность, в какой приходится жить научным умам, когда поиск прорыва за Предел уводит их слишком далеко от человеческого и не дает не то что быстрых, а вообще хоть сколько-нибудь ощутимых результатов. Синхронистика разрабатывалась в течение трех веков, и до сих пор не установлено, есть ли в ней хоть капля научного знания или это просто психологическая защита человечества от страха никогда не обрести истинную свободу. Огромные средства и тысячи жизней энтузиастов были скормлены новому теоретическому Молоху, но поток Юнга так и не зарегистрирован, актуаторы не передали ни одного бита информации. Поэтому Большое Жюри едет на Реген не только по запросу Уистлера, желающего пожертвовать собой ради науки, но и для решающего вердикта: быть или не быть синхронной физике?

Отправляясь в средоточие синхронистики на Регене, Ян как член Большого Жюри (и читатель вместе с ним) обречен стать свидетелем и участником загадочных событий, ведь синхронная физика нацелена на преодоление привычных причинно-следственных связей, лучший синхронист мира Уистлер явно безумен и прямо в здании Института пространства работает недособранный актуатор. Вместе с Яном читателю придется колебаться между пинчоновской паранойей – взаимосвязи между странными разговорами и неожиданными событиями все-таки имеются, и их обнаружение раскроет истинный облик мира, спрятанный от людей зловредными силами – и беккетовским абсурдом – взаимосвязей нет, все действительно случайно и есть лишь апофеническая привычка разума обнаруживать знакомые формы в бессмысленных последовательностях знаков.

Каждый эпизод романа будет только увеличивать неопределенность истории: что в целом происходит? почему так важен Барсик? зачем нужна очередная вставная история? почему Большое Жюри никак не прилетит? зачем на Реген привезли миллионы бумажных книг? почему Ян видит менее десяти человек в Институте пространства? каково значение проволочных головоломок? что из рассказов персонажей выдумка, а что происходило «на самом деле»? на что намекают валенки, трехгранный нож и снег на галерее Объема? связаны ли бабушка-удав и бессмертные медведи-доноры? почему у здания Института пространства такая удивительная геометрия? – и вопросов будет становиться все больше и больше до внезапного финала, будто бы что-то проясняющего, но и будто бы оставляющего все таким же неясным.

Это замечательная книга, чью историю, если взять на себя труд читать внимательно, можно понять, наверное, десятком-двумя непересекающихся версий и долго, продуктивно для собеседников обсуждать, такая она увлекательная и богатая на идеи и концепции. Фраза «каждый увидит здесь что-то свое» в случае «Сороки на виселице», открытой для интерпретаций от названия до последней точки, не является банальностью (возможно, даже текст романа у разных читателей будет различаться): в ней настолько много всего, и все оно настолько взаимоисключающее, что охватить целиком многообразие романа одному наблюдателю не получится так же, как полностью увидеть актуатор. Но это вовсе не расстраивает, а наоборот, дает читательской мысли крылья, побуждает к сотворчеству и самостоятельному поиску ответов. Эдуард Веркин создал для нас редчайшее чтение – то, что воодушевляет.

ismagil, 08 февраля 2012 г. в 19:19

Эдуард Веркин производит (и, похоже, поддерживает) впечатление холодного до аутичности литератора-профи, способного писать для детей что угодно, в любом направлении и с обеих рук. Основной рукой он в короткие сроки наколотил несколько десятков повестей в коммерчески привлекательных и не слишком тесных нишах подростковых ужасов, фантприключений и познавательного фикшна – и добился успеха, признаком которого можно считать тиражи, переиздания и небольшую армию фанатов.

За этими нишами, как в целом за текущими процессами в отечественной детской литературе, я не слежу и ничего совсем уж хорошего от ниш и процессов давно не жду. Соответственно, Веркина я не читал и не собирался. Но усеченный вариант моего романа прошел вдруг в финал конкурса «Книгуру» — и я решил, что лучшего повода изучить срез актуального детлита не будет.

Тут и выяснилось, что у Эдуарда Веркина есть вторая рука, которой он пишет некоммерческие тексты и получает за них (впрочем, не только за них) разные премии (но не всегда публикации). Дальше можно порассуждать про Джекила и Хайда, про Синюю папку и про сор, из которого непременно что-нибудь растет. Но лучше сразу перейти к делу.

Дело такое: «Облачный полк» — единственная книга последнего (как минимум) десятилетия, которую должен прочитать каждый нормальный житель нашей страны, достигший 14 лет.

В роман я вошел со снисходительным скепсисом. Потом ошарашено подумал, что это ведь почти что уровень богомоловского «Ивана». На самом деле «почти что» здесь лишнее – более того, веркинский «Облачный полк» помощнее будет.

Роман написан очень мастерски и очень просто. Читать его очень легко и очень тяжело. И не потому, что мальчишеский треп может плавно перетечь в лютый бой до кровяных сгустков под веками, а марш по притихшим деревням заводит героев в кусочек неуместной на войне, но все равно страшной сказки. А потому, что все ведь знают, чем в итоге завершалась относительная партизанская вольница 1942-43 годов. И еще потому, что мое поколение помнит не только имя и фамилию дерзкого пацана Саныча, но и даты его жизни – вместе с обстоятельствами, связанными с последней датой.

Многие думают, что забыли — но все равно помнят. Или вспомнят. Особенно если напомнить вот так – как раньше детские писатели не напоминали:

«– А тебе нравилось убивать? – спросил я.

– Что?

– Убивать, – повторил я. – Немцев. Нравилось?

Он все-таки достал свою папиросу, задымил.

– А нам нравилось. Вот мне. И ему тоже нравилось.

Писатель неловко стряхнул пепел, прямо в салон, на кожаный диван.

– Видишь ли… – Виктор курил и кусал зубы. – Про «Убей немца» сейчас не очень… своевременно. Эренбург сам не любит вспоминать. И общество…

Писатель сделал рукой круговое движение, взволновал дым. Послюнявил пальцы, потер место ушиба.

– Мы ведь сейчас с ГДР очень дружим.

– А я не дружу, – сказал я. – Я вот лично не дружу.

– Я не знаю…

Писатель сломал папиросу, выкинул в окно.

– Я считаю, что все еще не закончено, – сказал я. – У нас с немцами. И никогда не будет закончено. Каждый немец, пусть он через сто лет родится даже, каждый немец нам должен.

– Ну да, за то, что они у нас тут сделали…

— Совсем нет. Они нам должны не за то, что они у нас сделали. Они должны за то, что мы у них не сделали.»

Еще раз: это не лучший исторический роман, не подростковая книга года, не игра в патриотический проект брежневской эпохи.

«Облачный полк» — это мощная, пронзительная, горькая и гордая книга, подлежащая обязательному прочтению каждым нормальным человеком.

Отзыв со ссылками на текст размещён в АК: http://fantlab.ru/blogarticle18755

gnz, 07 июля 2011 г. в 00:08

«Глаза есть, видеть нету» (с). После прочтения книги уместно задатть себе вопрос: «В чем моя польза от прочитанного? В чем я стал богаче?» Среди фант-ой лит-ры макулатура, чья единственная цель — украсть время жизни читателей, составляет 98 %, попадаются книги, дающие читателю «нечто» взамен потраченного времени. Эта книга Макса Острогина именно такая. Она о сильных духом Людях, живужих во время Апокалипсиса. О ГГ, его характере, вере, поступках. Чего стоит, например, «идея праведности — неправедные поступки(н.п.курение) уменьшают праведностть человека, праведные увеличивают» или вера ГГ.

Одна из немногих книг, запомнившихся за год. Рекомедую данную книгу к прочтению, несмотря на внутренне отрицание некоторых моментов.

PS. Читать и уже тем более хвалить книги Кормака Маккарти, суть которых нереальность и треш (одним словом — отрава), лично я не в состоянии.

Массаракш, 12 апреля 2025 г. в 00:54

Помните, у Стругацких есть про людей, которые «хотели странного»? Так вот, Веркин про таких людей целый роман написал. Они говорят странно, думают странно, они занимаются странными вещами, сам предмет их занятий так и остаётся туманной неопределённостью, хотя вокруг него всё и вертится. Не книга, а безбрежное пастбище для поиска глубинных смыслов. Хочешь – найдёшь сплошные библейские аллюзии, а хочешь – роман-предупреждение о том, что опасно заглядывать за край. Да и вообще всё что угодно, лишь бы воображения хватило, выбирай на вкус. Один чёрт, непонятно, что тут на самом деле происходит.

Поскольку толкований чуть ли каждой страницы может быть множественное количество, то остановлюсь только на паре-тройке краеугольных камней повествования.

1. Синхронофизика. Звучит красиво, но с какого перепугу это именуется наукой? Наука на основе эмпирических данных создаёт теорию, на основе которой делает шаг дальше (ну, или не делает, если теория ошибочна). Здесь же ничем подобным и не пахнет. Просто один учёный почесал в затылке и подумал: «Красота спасёт мир! Надо бы сделать что-нибудь этакое, сам не знаю что, и тогда мы покорим всю Вселенную». После чего в синхрофизику двести лет вбухиваются немыслимые ресурсы и сотни человеческих жизней без малейшей отдачи. Это больше похоже на веру, на государственную религию, нежели на науку. Что-то вроде строительства пирамид.

(Справедливости ради: Веркин и сам иногда обзывает синхрофизику паранаукой. Но, во-первых, звучит критическая хула из уст оппонентов-маловеров, а во-вторых, такое долгожительство бесплодной синхронофизики всё равно никак не объясняется.)

2. Мотивация вышеописанного безобразия. Человечеству, видите ли, тесно в клетке. Да, есть прыжковая технология, да, летаем на сотни световых лет, да, открыты сотни землеподобных планет, из которых еле-еле освоили девять. Но нет, маловато будет! Нам всю Вселенную подавай и прямо сейчас, а то мы чувствуем себя в клетке и отказываемся развиваться. Правда, миллиарды людей преспокойно живут и занимаются своими делами, а жалобы на тесноту и душность клетки высказывают в основном учёные-синхронофизики. (Распил бюджета? Вот вам, пожалуйста, и ещё одна трактовка романа.)

3. Актуатор. Тот самый стержень сюжета, шрёдингерский кот, который то ли есть, то ли нет его. Замечательное изобретение Веркина, на которое можно списывать вообще всё. Люди несут околесицу и странно себя ведут? Так это влияние актуатора. Происходят вещи, никак логически не объяснимые? Так актуатор же! А он вообще существует, актуатор этот? И существует, и не существует одновременно, дурень, ведь это актуатор! (Люди создают рукотворного Бога? В качестве версии...) Оставив попытки что-либо понять, приходится сдаться и отступить. «Бессильный и неумелый, опустит слабые руки...» ©

И тем не менее. Пишет Веркин прекрасно, и читалось всё это, что называется, «с неослабевающим интересом». Можно сказать, я прямо лапки потирал, предвкушая, что сейчас, вот-вот — и нагромождение загадок выстроится в финале в стройную непротиворечивую конструкцию. Не выстроилось. Автор меня надул (см. пункт 3). Ну и ладно, всё равно осталось хорошее впечатление.

Правда, в чём заключается это впечатление, я сформулировать не могу. Что-то такое неопределённое, вроде актуатора.

genametr, 25 марта 2025 г. в 23:23

Рукопись найденная в лотке Барсика. Возможно Веркин про себя что-то понял иначе откуда этот настойчивый мотив о пилотах у которых с каждым новым забегом шарики заходят за ролики все сильнее? 8-) и рассказы про творцов что пережив свою гениальность занялись фигней. Нет у него по прежнему получается травить байки и даже соединять их вместе, но где-то на середине возникло желание поставить на паузу, а потом на перемотку. Такое вот хорошо написанное ни о чем. :-( и ощущение что автор и сам где-то там заблудился и ходит по кругу вокруг своего актуатора. Первая треть читается с интересом, пока думаешь что это такое вступление. На повторах (поймете когда наткнетесь) первый звоночек. Катарсис случается позже, когда прозреваешь что сюжета не будет и «такое вступление» продолжается до конца. Нет при желании можно найти бездны тайных смыслов и истечь слюной в предвкушении, что вот-вот автор раскроет самое сокровенное, «в духе Стругацких», но... СПГС не моя делянка. Жаль, но уже третья подряд книга Веркина не вызвала прежних восторгов. Наверное уже и не вызовет. Разошлись дорожки, автор теперь пишет на другую публику, а значит и мне пора оставить надежды что Веркин выдаст хоть что-то похожее на «Вендиго», «Кусателя ворон» или «Каникулы что надо». Ну а тем кому нравится разбираться в сортах абсурда книга вероятно зайдет. Да и менее искушенным читателям может понравиться околонаучный треп на модные темы. Самоубийство искинов и бессмертие медведей, препараты для расширения познания и продления жизни, искусственные котопесики и прочая синхронная шизика. Рассказчик-то Веркин по-прежнему хороший вот смысла бы всему этому, да связности побольше. А объему поменьше. Чтоб квитэссенция духа не слишком разжижалась.

Manowar76, 28 марта 2025 г. в 08:25

Предупрежден — значит вооружен. Я знал, что будет много разговоров. Я знал, что всё непросто так и надо обращать внимание на мелочи.

Но даже предупреждённому и готовому к бесконечным диалогам, мне оказалось непросто.

Получилась бы монументальная пьеса, смоги актеры выучить километры текста, а декораторы отстроить Институт и Актуатор. Что-то в духе монструозного «Дау» Хржановского.

Третья подряд синхроничность в книгах, на этот раз случившаяся в романе про синхроничность: параллельно читаю «Любимчик Эпохи» Качур. Так вот там нелюбовь и соперничество двух братьев тоже один из осевых конфликтов книги.

Простак-спасатель выбран в Большое Жюри, которое должно решить судьбу синхронной физики — то ли шарлатанства, то ли прорывной науки будущего. Сам Актуатор Юнга, и изобретения синхрофизиков (те же межзвездные перелеты), указывают на то, что в синхрофизике что-то есть.

Главный герой в сопровождении гения Уистлера и библиотекарши Маши прилетает на Реген, где распологается филиал Института Пространства и Актуатор Юнга. Народа, против обещанного, чуть. Помимо этой троицы ещё трое. И все говорят друг с другом в разных сочетаниях.

Несмотря обилие речей и их достаточно высокий интеллектуальный уровень, до афористичности доходит редко. За первые двести страниц мне попался всего один яркий афоризм:

«Имеет смысл заниматься лишь без надежными делами. Человек ... создан для проблем, и я, если уж быть откровенным, не вижу этому достойных альтернатив...».

Сравнивают со Стругацкими. Я бы с Лемом сравнил.

Человечество, по Веркину, получается каким-то уж слишком пугливым и хрупким. Боится, до ужаса, ИИ; боится повстречать братьев по разуму; боится не смочь освоить всю Вселенную и, соответственно, боится границ бытия; боится долголетия-бессмертия; боится даже разрешить применять мозговой акселератор LC.

Зато не боится умирать по несколько раз за один перелет от одной планеты к другой. Может быть и зря, что не боится.

Эффект пустого помещения, эффект «дня сурка», наводит на мысль о посмертных мытарствах нескольких неприкаянных душ. Но это было бы очень жалко — то, что Пелевин умещал в пару десятков страниц, не след растягивать на пятьсот.

Основная обширная проблематика романа вполне укладывается в пусть, расширенный, но стандартный НФ-канон. Но в какой-то момент автор начинает рассказывать истории о книгах. И вот тут нельзя не вспомнить библиоцентричного Борхеса. «Детство Сциллы», вставная новелла из «Сороки», и обрамляющая её история, вполне могли бы войти в легендарный борхесовский сборник «Сад расходящихся тропок», причём смотрелись бы в нём очень органично, а не бедным родственником.

«Сорока» оказалась челленджем и испытанием. Если до начала чтения я был полон энтузиазма и заранее хотел прочесть у автора и «снарк снарк», то ближе к концу энтузиазм поугас. Читаешь и не понимаешь, то ли приобщился к будущей классике уровня «Соляриса», то ли весь этот ворох идей и недомолвок окажется перехваленной однодневкой.

Можно долго приводить аргументы за и против открытого финала и излишней многозначительности «Сороки». Я не буду. У меня эффект завышенных ожиданий.

На все восторги я могу привести старый тезис про неодетого короля.

7(ХОРОШО)

Отзыв А. Н. И. Петрова значительно лучше и интересней самой книги.

S0va, 20 июля 2018 г. в 11:03

Купилась на Чехова, русского автора и постапокалипсис. Это мое первое знакомство с Веркиным, и продлилось оно страниц 30, больше не смогла. Как на меня, стиль написания достаточно незатейлив: очень напоминает классические проходные отечественные ироничные детективы и фантастику. Обороты скучны и клишированы, юмор ширпотребный, кароч неочень. Какое-то время уговаривала себя, что может нужно втянуться, но после нижеприведенной цитаты решительно захотелось перестать тратить время на такую книгу:

«По исходящему от него запаху нетрудно было догадаться, что мэтр многочисленно болен и что подвергал свои недуги исцелению разными, в том числе и глубоко народными, средствами: язву желудка он врачевал, судя по всему, спиртом и, кажется, придерживался в лечении принципа «мази много не бывает».»

Может кто-то ничего ужасного здесь и не увидит, но те, у кого требования к произведениям чуть повыше, мне кажется, поймет, что я имею ввиду. Оценку ставить не буду

vokula, 29 июня 2014 г. в 20:57

  Талантливый прозаик Эдуард Веркин долго не мог жаловаться на удачу – пять премий подряд в престижных конкурсах детской литературы свидетельствуют об этом вполне ясно. Но история публикации этой книги заставляет несколько усомниться в удачливости её автора. Роман «Мертвец», в «рукописи» ещё в 2009 году удостоенный премии «Заветная мечта», книжный вид обрёл лишь спустя четыре года, выйдя небольшим тиражом в известном, но совсем не ведущем российском издательстве. Что ж так задержало выход книги к читателям?..

Живёт такой паренёк, подросток Никита Слащёв, в маленьком городке под Костромой и рассказывает всем нам «от первого лица» о своей жизни. Сначала в голове истории прокручивает, затем в тетрадку пробует записать. На бумаге получается «убого», а в голове – очень даже ничего. Хотя описывает Никита «просто жизнь», день за днём. И есть нюанс: не то, чтобы он (писатель) полностью придерживается правила, высказанного в самом начале книги – «шутить вредно, ирония разлагает сознание, это нам на литературе сказали». Нет, ирония-то в романе есть, но вот что «шутки шутить» писатель не собирается, он показывает с первых страниц.

  Для какого читателя, какого возраста, написана книга? «Страшилки» свои Веркин писал явно для детей, «Облачный полк» хорошо воспринят и детьми, и их родителями, а вот «Мертвец» — книга не для детей, её и не каждый взрослый читатель «расшифрует» (хотя в рекомендациях написано «для среднего школьного возраста»). Веркин знает психологию подростков, их жизнь изображает вполне достоверно, но именно «достоверность» и может вызвать отторжение у совсем разных читательских категорий. Потому что может заставить задуматься…

Есть в книге смешные эпизоды – вроде истории похорон по скандинавскому обряду любимой собаки мэра, организованных младшим братом Никиты – «маньяком-похоронщиком» Сенькой Черепом. Но общий настрой совсем не такой: «Тут скучно. Даже тяжело… Сегодня рулит ненормальность». Даже подросток уверен, что плохой конец в книге правдоподобнее, потому что жизнь такая. И у книги Веркина «плохой» конец. «Профессиональная дружба» (по принуждению родителей) с несуразным сыном отцовского начальника, прозванного Никитой «Упырём», могла получить и иное завершение… Но не у Веркина, знатока детской психологии. Что значит – «Ты должен нам всем помочь»? А кто поможет помогающему? Подростки сами не знают (чаще всего), зачем делают разные гадости, даже весёлые и неглупые подростки. Но если герой говорит: «Я уж не помню, когда в последний раз смеялся, не смешно мне, блин», то вполне ожидаемо от него услышать и такое: «Всё маразм… У нашей страны нет будущего, это точно». У всего нашего мира нет будущего, если родители врут, и дети ясно видят их враньё и лицемерие. Никита Слащёв долго был хорошим и послушным, а всё ж решил, что никого жалеть не надо…

Мужественный человек и хороший писатель Эдуард Веркин предстаёт в этой книге суровым реалистом и жёстким критиком нашей вовсю приукрашиваемой реальности, потому «реальность» и сопротивлялась четыре года показу её неприглядности…

А. Н. И. Петров, 11 апреля 2023 г. в 11:00

В центре романа – Виктор. В первом томе молодой, во втором средних лет мужчина без каких-то особенностей, кроме способности к неограниченному словоблудию. Еще в 90-х он написал неплохо принятый роман «Пчелиный хлеб», но дальше художка у него не пошла, и чтобы не пропадать зачатку писательского бренда, Виктор занялся так называемыми «локфиками» – выдуманный Веркиным термин для вполне реальных заказных книг о городах и селах (когда местные власти заказывают красивое издание с фотографиями, историей, легендами и современными достоинствами своего города, не особо заботясь, что там внутри будет конкретно написано, лишь бы презентабельно). То есть после «Пчелиного хлеба» Виктор пишет то, за что платят хорошие деньги, но что никто не будет читать.

В первом томе «Чагинск» (не путать с романом Водолазкина «Чагин») Виктор в 2001 году вместе с логорейным фотографом Хазиным приезжает по одному из заказов в город Чагинск, где в детстве он проводил каждое лето в доме у бабушки. Чагинск выдуман, но, судя по ориентирам, рассыпанным по тексту, он расположен в Костромской области, между Кинешмой и Чухломой. Рекламную книгу о городке писать откровенно не из чего: это просто место, где живет 12 тысяч человек, в том числе несколько знакомых Виктора, без знаменательных событий и фигур в истории и без малейших крупинок уникальности в 2001-м. Но заказ сделан, деньги выделены, а потому Виктор и Хазин с первых же страниц начинают выдумывать для «локфика» и великое прошлое, и привлекательное настоящее Чагинска.

Уже здесь, до сюжетообразующего события – исчезновения двух мальчиков, которое не хотят расследовать власти – Веркин задает центральный конфликт романа-эпопеи: слово против мира. Все 1450 страниц, по сути, посвящены тому, как человек с переменным успехом противостоит реальности с помощью языка. Сначала поведение Виктор и Хазина выглядит высокомерным: приехали, понимаете ли, из столиц умники, чтобы за бабки наврать с три короба – но это только до первого странного происшествия, после которого выясняется, что герои обстреливают цитатами, мемами и веселой чушью чагинцев и самих себя не столько по снобизму и даже не от автоматизма профессиональных сочинителей, сколько с защитной целью.

Автор показывает, что против пугающей реальности у человека ничего нет, кроме слов, из которых можно соорудить себе как своеобразный скафандр в агрессивной среде чуждого пространства, так и целый виртуальный мир, заслоняющий то, на что говорящему почему-то очень не хочется смотреть. При физическом столкновении с реальностью пользы от слов никакой, но как только равнодушный космос в очередной раз оставляет героев наедине с собой, они вновь обретают иллюзию контроля над своей жизнью и окружением с помощью силовых потоков прибауток, умствований и вранья. Не можешь ни познать, ни освоить мир? Сочини его!

Хотя язык не может бороться с реальностью, когда та прыгает бешеной мышью из-под пня или похищает двоих мальчишек, оставив только окровавленную кепку, у него все же есть громадная власть – над человеческим разумом. Мир не меняется от сказанных слов, магическая функция языка действует иначе: она перестраивает мировоззрения людей, поверивших услышанному или написанному. В первой книге романа Виктор буквально творит новую легенду Чагинска из ничего и в процессе засеивает умы чагинцев фейками, которые затем срастутся со старыми поверьями и превратятся в общепринятое мнение о городе. Шуточка о строительстве АЭС переродится в предубеждение, что в низовьях из земли сочится радон (что?).

Внешний сюжет в роман простецкий. В первом томе будет репетиция дня города, творческий вечер в доме культуры, шашлыки с местными чиновниками и столичным миллиардером, очень много алкоголя, регулярные увязания героев в костромских пейзажах, флэшбеки в детство Виктора, вялые попытки расследовать пропажу мальчиков вместо милиции – в общем, фиксация провинциальной российской жизни 2001 года, этакие «Особенности национального вранья». Но за бесконечной болтовней об адмирале Чичагине, способах применения чаги и перспективах развития региональной промышленности вперемешку с воспоминаниями, кто на кого как посмотрел 15 лет назад, начнет разворачиваться внутренний сюжет: что на самом деле происходит в городе? о чем врут и о чем умалчивают чагинцы? почему об исчезнувших мальчиках предпочитают не вспоминать? чего не видит Виктор из своего словесного скафандра?

Второй том «Снег Энцелада» повествует о лете 2018 года, когда порядком окрякшему Виктору приходится вернуться в Чагинск и дорасследовать дело 17-летней давности о пропавших мальчиках. Здесь Эдуард Веркин показывает, насколько в России все изменилось за время, прошедшее с начала первого срока Путина до начала четвертого срока Путина, и одновременно насколько все осталось тем же самым.

С одной стороны, стало больше здравомыслия и меньше угара, поэзия как-то ушла из жизни, зато проза вышла вполне комфортной. Одни за полтора десятилетия канули в забвение, другие неожиданное поднялись (директриса ДК стала мэром, жутковатый таксидермист – успешным бизнесменом). С другой стороны, взлета России к тем самым снегам Энцелада не случилось: полуразрушенная провинция осталась полуразрушенной провинцией, Чагинск теперь борется за переход из городов в поселки городского типа, и жизни в нем еще меньше, чем в пьяном 2001-м.

Попытка заново расследовать старый «глухарь» оборачивается для главных героев осмыслением пройденного за 17 лет пути и сведением счетов с российской действительностью. Желания с кем-то и чем-то всерьез контактировать у Виктора к 45 годам стало только меньше, а по части информационного огораживания от мира он прокачался до настоящего гуру самоизоляции. Реальность к 2018 году как-то раскисла, затихла, будто бы подчинилась человеку и его выдумкам – и в то же время осталась такой же тревожащей и непознаваемой.

В вымирающем Чагинске Виктора вместе с постаревшими знакомыми ждет целый квест по сбору улик, однако они что-то значат только в рамках тех фантазий, которые персонажи выдумали сами, и выходит, что расследование ведется не о том, куда пропали мальчики, а о самопознании: зачем герою узнавать правду? что изменит эта правда в нем и в мире? зачем вообще вмешиваться в реальность?

И вновь, все это подается автором не в каких-то долгих умных, но скучных беседах, а в режиме параноидального трагикомического триллера, где персонажи постоянно подозревают что-то очень плохое – и плохое в самом деле постоянно происходит, только не то, которое ожидалось. Подкисшая и притихшая реальность не раз даст отпор попыткам приручить ее, продолжая быть тем самым бесконечным «снарк снарк снарк снарк«ом, известным неуловимостью и смертельной опасностью. Мир есть снарк, намекает Эдуард Веркин своей провинциальной эпопеей, и пытаться заклинать его словами бесполезно. Но ничего другого человеку попросту не остается.

Angvat, 02 сентября 2019 г. в 14:36

Ох, други и подруги, а и послушайте сказ надцатый о фантастике нашей. Плохо ей, любезной, нездоровится который год (или уж десяток лет?) Синематограф большой? Мрак. Синематограф малый ака сериалы? Пустота. Игрища компьютерные? Померли. Игрища настольные? Да и родится толком не успели, а уже там же. Комиксы? Ну одни армяне что-то дергаются, но там тоже три шага вперед, шаг назад. В общем, наши демиурги уже взрастили определенную прослойку населения, что автоматически воротят нос от всего «нашего». И их сложно в это винить, несколько лет кряду обжигаясь на молоке, на отечественную воду даже уже не дуешь, а порой сразу ее выливаешь.

Литература… Тут есть разные мнения, но в общем-то ей тоже нездоровится. Сильно так нездоровится. Кто-то все ждет, что вот-вот оклемается родимая, но я вот уже подустал малек ждать. И поэтому каждую новую припарку к ее болезному телу многие встречают с некоторым скепсисом, который, увы, как правило, не обманывает.

В общем, это если не хорошая, то вполне достойная книга в жанре постапокалипсиса. Была бы. Если бы это было какое приложение для несуществующей ролевой игры, а не, прости Деус, художественное произведение.

Итак, начнем со сферической героини в вакууме. У нее нет внешности (забыли прописать), характера (забыли наделить) и четкой мотивации (видимо ей вообще не нужна такая «мелочь»). Ну ни дать ни взять, просто заготовка для персонажа с меткостью высоко уровня, так недругов она в первой же схватке раскатывает на раз. Ее молчаливый напарник – типичный самурай-телохранитель, герой-функция, что помогает выполнять мутное основное задание, и умеет в общем-то две вещи – бить или не бить. К тому же его образ-набросок местами весьма нелеп (сверх-солдат, специализирующийся на умертвении людей оружием ближнего боя, который заслужил кучу наград, но так никого и не убил до начала задания — это вообще как?) Порой этого болванчика пытаются раскрыть путем жиденьких воспоминаний, но получается не очень. Остальные же герои – типичные неписи. Кто-то часть картины мира в монологе обронит, кто-то предмет для побочного задания передаст (про которое автор и героиня разумеется, забудут на следующей странице), кто-то экскурсию по городу проведет, а кто просто поведает свою грустную историю перед тем, как начать бросаться на героиню и схлопотать от нее пулю (типа минимальная работа над образом антагониста, да). А многие просто появляются просто чтобы нагнать драматизму своим склеиванием ласт.

Значительную часть книги занимают описания различных мест – городов, тюрем и прочего. Но в сюжете они в большинстве своем они не играют никакой роли, а безликая и безэмоцианальная героиня, чьими зенками мы все это наблюдаем, в большинстве своем на происходящее реагирует слабо или же начинает страницы три вспоминать про вареники и жаренную рыбу. Ну точно – какие-то заготовки для приключений игроков, чтобы они сами по всем это походили, посмотрели, хоть как-то использовали в собственных скитаниях и секту ненужную, и неписей бесполезных, и тюрьмы однотипные, и много чего еще.

А вот если это путеводитель по выдуманному миру, то в этой роли он достаточно плох. Так как сферическо-вакуумной героине с ее минимальным эмоциональным диапазоном почти все вокруг фиолетово, значит и читателю тоже. Против погружения в этот кисель безысходности работает и энная нелогичность всего происходящего, начиная от вопроса о том, как это весь мир разбомбили, а Японию с ее научно-техническим потенциалом никто даже парой ракет напоследок не обрадовал. (Я в таких случаях всегда говорю, что «это магия» все стерпит. Вторглись бы какие демоны или рептилойды, вирус какой на худой конец, от которого только на островах успели вакцину заделать, и никаких тогда проблем. Или это такой привет «Бегу в тенях», где все развалилось, а Япония осталась? Но там как раз магией все и объяснялось…).

Ну и какое же приключение без врагов. Тут все стандартно – бандиты, дикие звери, злые солдаты с приказом все взорвать. Мутантов правда не завезли. Зато есть куда более банальная и надоевшая штука – зомби. И автор тратит несколько страниц на описание того, кто они такие, как появляются, будто до него этого никто не делал (сотни раз. тысячи). Но и из такого нехитрого набора можно было бы вытянуть. Если бы это таки была настольная игра. А так героине без внешности, характера и мотивации что беглые каторжники, что медведь-людоед, что толпа зараженных – все едино. Встретили, отстреляли/убежали и пошли дальше.

А еще тут есть вроде философия, уровня «кухонная». Из серии, как бы мы жили хорошо, если бы не жили плохо. Какие мы были чистые, если бы не были грязные. Ну и все в том же духе. Героини-заготовка-для-персонажа на подобные редкие излияния из уст очередных неписей, от которых автор отделается уже через пяток страниц, реагирует примерно также, как и на все остальное. Ну то есть примерно никак.

В общем если книга должна была вызывать тоску, то с этим она определенно справляется. Только видимо не так, как это было задумано. В компьютерных играх был когда-то такой прием – максимально обезличивать героя, лишая его голоса и всего прочего, якобы для того, чтобы игрок себя лучше с ним ассоциировал. И большинстве случаев это не работало и выглядело весьма нелепо, так как герой просто выглядел немым идиотом, который не отвечает на реплики других персонажей и вообще слабо реагирует на происходящее. Тут видимо было решено использовать что-то вроде этого устаревшего приема, и весьма неудачно. Если в играх или фильмах дело все еще может вытянуть визуальный ряд, то в случае текста если никакущая героиня-амеба жидко и безэмоцианально о чем то вещает от первого лица, не поможет уже ничто. Зачем читателю проникаться ужасами выдуманного мира, если самим безликим героям они параллельно-перпендикулярны?

Как литературный труд это весьма слабая вещь. Как путеводитель по миру после катастрофы в общем-то тоже. Как модуль для настольной ролевой игры было бы неплохо (может автор просто не совсем тем занимается?..), но это все-таки художественная книга, а не модуль. И засим тут все печально, и в этом плане она попросту никакая. Засим плесканите мне прогорклого сакэ, сяду я на обоженном берегу радиоактивного моря и печально буду грезить о тех временах, когда авторы наши наконец просто научаться писать интересные книги с нормальными героями, а не пытаться от безысходности опять играть с читателям в очередную, заведомо проигранную, литературную игру. Может, оно как-нибудь все же наступит. Может, есть свет в сумрачном небе. И это не пылающий шлейф падающей на меня баллистической ракеты…

kopusha, 19 июля 2017 г. в 18:54

Да, это фирменный веркинский удар под дых. Он умудряется писать жестокие и жесткие вещи, не прибегая к популярным сегодня приемчикам, типа кровькишки и т.д и т.п. Жесткость заключается в предельной честности книг Веркина. Может, в какой-то момент его герои и пытаются не разглядывать кое-что слишком пристально, но в конце концов они все-равно получат свой удар под дых (вместе с читателем).

Мне кажется, люди разных возрастов получат разные ощущения от этой книги. Не знаю, что почувствуют при прочтении люди, которые не застали СССР, и современные подростки, но мое детство прошло как раз в той, другой стране. И когда я читала «Звездолет с перебитым крылом» текст вызвал какое-то стереоскопическое ощущение. Настолько автор подлинно описал те давние летние каникулы, что я будто и сама там оказалась, в том школьном лете; ага, вот речка, пломбир в стаканчике, за 20 копеек, кефир с зеленой крышечкой, газировка из автомата, жара, по телевизору ничего не показывают, все лето впереди, вся жизнь впереди. И одновременно знаешь, что не успеешь школу закончить, а все станет совсем по-другому. Эх, даже не знаю, как точнее описать эти ощущения. И это знание вместе с, опять же фирменным, умением Веркина нагнать страх просто описанием разомлевшего летнего городка, и чем-то, лишь мелькнувшим по краю зрения, создает своего рода саспенс. А в результате — такая глухая тоска разобрала, и как будто кулаком в стену хотелось ударить, или разбить что-то. Короче, пробрало. И это была не ностальгия.

Сюжет довольно прост. Лето, компания подростков болтается без дела — каникулы же. В местном магазине встречают парочку других подростков, вроде сестру с братом. Подростки не местные и странные — странно себя ведут, странно говорят, вроде туристы, но взрослых с ними нет. Дальше все как обычно — слежка, «странные дела»:), попытка подружиться, первые чувства. Сюжет выглядит довольно стандартным и подростковым. Но все знают, что «совы не то чем кажутся.» :)

Это такая современная история про «девочку, с которой ничего не случится»(с). А вообще, книга-то фантастическая, и я думаю, что в той реальности кое-кто всерьез отнесся к своему обещанию.

P.S. Возможно, это не совсем корректно, но в отзыв были внесены изменения после опубликования. Я дописала про краткое содержание повести, т.к. аннотации к ней на сайте нет.

majj-s, 02 марта 2025 г. в 12:30

Рукопись, найденная в изумлении

«Прежний мир был составлен из глины, золота и хрусталя, новый будет из скорости и света.»

Давайте так: я понимаю, что новый роман Эдуарда Веркина он же, самая ожидаемая книга 2025, вызовет много вопросов, нужен кто-то, кто ответит хотя бы на часть из них, пусть это буду я. Начнем с заглавия, оно, как и обложка, отсылает к одноименной картине Питера Брейгеля старшего, написанной в середине 16 века, когда ростки протестантского инакомыслия в Нидерландах жестоко подавлялись католической Испанией, под властью которой пребывала страна. Протестантизм, более прогрессивный и развернутый к пастве, опередил свое время, его последователей пытали и казнили — непропорционально большая виселица на картине как напоминание и предостережение. Жестокая расплата за веру во что-то, пришедшее слишком рано; за потребность продолжать следовать этим путем в период отката и реакции — ключевой образ «Сороки на виселице». Понятно, что это самая поверхностная трактовка, книга предлагает множество градаций от: «отнимают самое необходимое», до «спасибо, что забрали спички у детей».

Роман продолжает тему Синхронной физики или Потока Юнга, которую автор начал рассказом «Крылья» (сборник «Новое будущее») и повестью «Физики» (сборник «Мир без Стругацких»). Веркин, в отличие от большинства коллег-писателей, глядя в будущее, создает не антиутопию, но утопический мир, близкий Полдню Стругацких: энергетический кризис разрешен изобретением репликатора, позволяющего синтезировать что угодно из примерно ничего; проблема освоения дальнего космоса — здешним аналогом прыжковой телепортации, когда межзвездное расстояние разбивается на некоторое количество перемещений, преодолеваемых людьми в состоянии полу-смерти, лайтовой версии эвтаназии, на выходе из которой, во избежание побочек, нужно пить здешний аналог Регидрона, тягучий электролит в банках — в основном все переносят без последствий. Освоено девять землеподобных планет, найдено еще больше, человечество расселяется по вселенной, на Земле в статусе отчасти заповедника, остаются немногие.

Ян, герой-рассказчик, один из таких. Проблема с абстрактным мышлением закрыла для него пути в интеллектоемкие сферы, но работа спасателя совершенно его устраивает. Однако именно он, волей обстоятельств, стал членом Большого жюри, которому предстоит решить: быть или не быть Синхронной физике. Жюри формируется наполовину из специалистов в самых разных отраслях, наполовину из рандомных обывателей. Теперь собственно о физике, что она такое? Если очень примитивно, то это инструмент, в перспективе способный дать людям сверхчеловеческие способности: изменять по желанию физический облик, жить в безвоздушном пространстве, мгновенно (а не вот это вот все с промежуточными смертями) перемещаться в любую точку, предвидеть будущее, моделируя желаемое. Как ни странно, в основе механизмы синхронности, известные всякому по гадательным техникам: таро и руны, всевозможные -мантии и толкование снов, бобы кумалаки и подброшенная монетка, астрология, наконец, прямо базирующаяся на принципе «то, что внизу подобно тому, что наверху».

Очевидная проблема в том, что, при крайне высокой ресурсоемкости и оттягивании на себя лучших мозгов популяции, видимых результатов Поток Юнга не дает, вот уже полтора столетия, и время окончательной реализации сбычи мечт откладывается все дальше. Заседание должно пройти на планете Реген («Дождь», салют, мокрецы Стругацких), где расположен Институт синхронной физики. Там строится Актуатор — конструкт, находящийся одновременно в нескольких измерениях, чье действие напрямую связано с потоком Юнга, туда в немыслимых количествах свозятся бумажные книги — необходимый фактор работы синхронистов. Туда прибывают Ян и библиотекарь (где книги, там непременно должен/должна быть) Мария. Там, в ожидании остальных членов Комиссии, в прогулках и разговорах, разворачивается действие тягучего, как смола, безумно рекурсивного романа.

«Сорока на виселице» совсем не многофигурна, буквально семерка персонажей: Энтузиаст (он же Сумасшедший-гений) Уистлер; Скептик Кассини; Неопределившийся Шуйский («левая рука не знает, что делает правая»); Простак (он же Человек-задающий-вопросы) Ян; Наблюдатель Мария; Штайнер, с чьим амплуа я для себя не определилась и доктор Уэзерс, но он в основном советует пить электролит. В блуждании коридорами Института, воплощающем образы снов, обрывки прочитанного с книжных страниц, разговоры — кое-что от «Соляриса» и довольно много от других веркинских историй, начиная с «Кошек, которые ходят поперек» и «Пчелиного волка», заканчивая кровавым бессмертием «Через сто лет» и «Звездолетом с подбитым крылом». Внимательный и неленивый читатель найдет здесь привет еще одной самой ожидаемой книге года, «Смеху лисы» Идиатуллина, не считая всяких борхесов в количествах.

Вот и все, что я хотела сказать для начала. Дальше — сами.

MrBambook, 30 августа 2019 г. в 13:50

Чехов, Чехов, Чехов... Цитируя один из отзывов «несмотря на то, что Чехова я не читал, очень хорошо было видно, в каких местах автор опирается на Антона Павловича», вот пожалуй и все функции «Чехов, Чехов, Чехов» в аннотации. Разбавив Чехова Лемом и Стругацкими, описание романа выглядит как «изящная классика, для тех кто помнит толк...»

На деле мы имеем макинтош, который в первой трети книги так и не «выстрелил», плачущую горничную, с просьбой передать какое-то «мертвое» письмо, расплывающегося от болезни офицера-управленца в коляске с усиленной рамой. Пассаж о веганах, которые встали на четвереньки — не смешно и пошловато (я не веган), да и не зачем. Прикованные к ведру, прикованные к багору, прикованные к тележке... В конечном итоге вся этнология сводится к тому, что японцам вроде хорошо, но вроде и не очень, а всем остальным просто плохо. Остальное детали, но не Чеховские. Всем нечего жрать, у всех риск смертельной болезни (печень, легкие, кожа на выбор) и понос, будь ты местным бутлегером, каторжанином или забитым китайцем. Отличия несущественны. И дело не в том, что ждешь развития действия, а книга предлагает погружение в атмосферу катастрофы. Проблема в том, что глубина погружения не меняется, даже оно статично.

Я играл в Фоллаут 2, с тех картина пост апокалипсиса сама по себе ценности для меня не представляет. Равным образом рассуждения старика философа о том, что мы погибнем в говне, а не в огне, кажутся скорее школьным каламбурчиком, нежели остроумной шуткой. Ну и разумеется, русская фантастика. РУССКАЯ!!!! Это болезнь как будто бы. Нельзя без русскости же, какая же русская фантастика без бабушки, печки и пирожков... Уровень душевности зашкаливает.

Тюрьма Александровская, тюрьма Холмская, тюрьма Петровская, Захаровская, Ивановская. Они не чем не отличаются, но зачем писать об этом столько текста, если отличий нет. Художественной или эстетической ценности тоже. Ну набор очерков, так набор очерков. Спишем на жанр путевых заметок.

sergej210477, 27 января 2018 г. в 13:44

Очень тягостный и драматичный роман. Э. Веркин писатель, конечно, разносторонний и талантливый, но, к сожалению, эта его книга «не для меня». Нет, написана она отлично, чего-чего, а плохих книг у этого автора мне не встречалось. Просто, его фантастика, ужасы, детские книги — да, у меня «пошли на ура». А «Герда» — не понравилась.

Может, эта книга рассчитана исключительно на подростков, но у меня, в целом, сложилось впечатление, что писатель поставил своей основной задачей выдавить у читателей слезу. Не знаю, как-то это, нечестно, что ли.

В основе сюжета — несколько недель из жизни большой семьи. Мать, отец, четверо детей. Такая богатенькая семейка из «новых русских», провинциального разлива. А Герда — это собака, которую они подобрали, и, которая стала равноправным членом этой большой семьи. Но, история про псину здесь не основная. Главное в книге — взаимоотношения в этой «ячейке общества». Семейно-бытовая драма.

Психологически роман получился довольно сложный и сильный. Но, например, «Мертвец» этого же писателя, хоть тоже и описывает внутрисемейные отношения, понравился мне на порядок больше. В «Герде», на мой взгляд, все центральные герои уж очень неприятные. И мне не хотелось им сочувствовать, переживать за них. А это в книге — главное, на жалости и сострадании построена вся ее драматургия.

Кстати, я заметил у Э. Веркина очень странную тенденцию. Вот, в 2005 году он написал эдакую хоррор-повесть «Чудовище с улицы Розы». Там, в такой же богатой семье родители отказываются от приемного ребёнка, по подозрению в совершенном убийстве. В 2012 году выходит повесть «Час охоты» — все то же самое, только вместо человека автор поставил главным героем собаку. А так — все один к одному. И в 2014 году Веркин пишет «Герду». Причём, в основе сюжета все тоже, только «с перламутровыми пуговицами». Богатенькие «плохие» родители, детки, «зажравшиеся» и бестолковые, их приятели «из народа», для которых дружба — способ урвать для себя кусок хорошей жизни, и, наконец, собачка, которую жалко. Зачем писатель «тащит» один и тот же сюжет и стандартный набор героев из книги в книгу? Кончились оригинальные задумки, или же он просто пытается переработать старое, чтобы исправить ошибки и создать нечто более совершенное?

Опять же, подобную историю про сторожевую собаку уже написал в 1975 году Г. Владимов, называется «Верный Руслан», позже экранизированную.

Так что, книга сильная, хорошо написанная, но, повторюсь, мне не очень понравилась. Будь Веркин менее талантливым, то вышли бы «розовые сопли». Но получилась излишне преувеличенная трагичная и мрачная книга. Есть произведения, после которых остаётся приятный оттенок легкой, светлой грусти. Как от бутылки шикарного вина, когда она уже выпита. А здесь — все по-другому. Мрачно, безнадежно, жестоко и, как-то уж, совсем нехорошо. Удовольствия я не получил. Просто, от этого писателя я ждал нечто другого. И советовать читать ее, например, своим детям, я бы не стал.

Прежде чем собираетесь ее прочесть, ответьте:

— хотите ли вы испортить себе настроение, как это получилось у меня прекрасным субботним вечером?

— нужно ли вам очередной раз убедиться, что жизнь — очень жестокая штука?

— автор поможет вам понять, что хороших людей не бывает, вы этого не знали?

— ну и наконец, а как бы вы поступили на месте каждого из героев романа? Значит вы тоже плохой человек?

Поэтому, хоть книга и написана отлично и, поставить низкую оценку за неё у меня рука не поднимается, все равно, не понравилась... Ну уж больно мрачное и тягостное впечатление отстаётся после ее прочтения. Людям эмоциональным будет очень неприятно, а равнодушным она покажется неинтересной.

ismagil, 13 октября 2014 г. в 15:13

Аксен живет на костромском разъезде Ломы, где станция давно сгорела, а почти все население разбежалось. Осталась семья отмороженных вконец упырей – так Аксен давно и вслух зовет спившуюся мать, старшего брата, исчерпывающе описываемого строчкой «припадочный малый, придурок и вор», и приблудившегося ушлого дядьку, склонного к философствованиям и изощренным аферам. Аксен тоже давно сбежал бы, но надо заботиться и ждать. Заботиться о вечно голодном братце, живущем мечтой о приставке «Соньке», а ждать — пока вернется Ульяна. Не то чтобы первая любовь, а просто более-менее вся жизнь Аксена, которая тщательно и обоюдно выстраивалась с детсадика, преимущественно лютыми методами, — а потом вдруг кончилась.

Веркин – единственный известный мне панчер современной русской литературы. Разминается он на коммерчески успешных фантастике, приключениях да ужасах, имеющих широкий круг юных поклонников, а всерьез работает редкими, но убийственными текстами, которые действуют на читателя, как поставленный удар в подбородок: голова ясная, мысли светлые, а руки-ноги висят ленточками — и двинуться невозможно.

Книгу про пацана, который знает наизусть все проходящие поезда и окрестные леса, кормится наловленной рыбой и краденой тушенкой, читает только старые журналы, выброшенные немыми на полустанках, проходит по улице соседнего города, вырубая всех встречных в возрасте от шестнадцати до двадцати, чуть не топится от безуспешных (и дико смешных) попыток придумать подарок девочке, бросает школу в связи с отсутствием ботинок – но каждый день приходит за десять километров к школе, чтобы встретить и проводить Ульяну, — эту книгу можно пересказывать по-разному. Как чернуху про свинцовые мерзости люмпенской жизни (и тема свинца богато представлена в тексте), как грустную историю первой любви (максима про то, что первая любовь не бывает счастливой, естественно, приложена), как приключения невеселого трикстера в стране жуликов и воров (схемы преступлений и наказаний в наличии), как гимн подростковой стойкости, кующей победу из совершенно негодного материала (ковка и ударная техника в богатом ассортименте), как ловкое упражнение в композиционной изощренности (с персональным приветом чеховскому ружью) или как вдохновенный римейк поэмы Эдгара По «Ворон» (неназойливой искоркой пронизавшей всю ткань повествования). Я бы сказал, что «Друг апрель», при всей его истовой злободневности и настоящести, что ли, остается историей на вечную тему любви и бедности, к которой добавили гордость, совершенно невыносимую и необходимую. И оказалось, что вопреки Бернсу, любовь-то с бедностью сосуществовать могут, а вот гордость сшибает эту пару то вместе, то поврозь. И читателю остается надеяться, что кто-то сумеет подняться. И верить, что так бывает.

Я не уверен, что многие бестселлеры и премиальные книги последних лет буду кому-то интересны лет через пять-десять. В Веркине я уверен.

В этом году «Эксмо» запустило персональную серию Веркина и переиздало в ней роман «Друг апрель». Это радует и вселяет надежду.

Просто цитата:

«В четвертом классе она получила четверку по математике. Случайно. Ошиблась. До этого одни пятерки, а тут вдруг вот. Нет, дома ее не ругали, ей самой было неприятно. Четверка. Они шагали домой после уроков, и она плакала. А он никак не мог ее успокоить. Никак-никак. (…) Даже приключения Чугуна не помогали, она все плакала и плакала, глаза стали красными, он даже испугался, что они у нее лопнут. Тогда он попросил дневник.

Она перепугалась, решила, что он хочет четверку переправить, но Иван заверил, что ничего подобного не случится, все будет абсолютно законно. Давай дневник — и иди домой, ждать.

Что ей было делать? Она отдала дневник.

Он отправился к дому математички. По пути заглянул к бабушке. Бабушка спала, его не заметила. И хорошо, иначе бы спрашивать начала.

Дом у математички был хороший, но старый, деревянный. Высокий забор, красивые ворота. Он вежливо постучал, его вежливо впустили, предложили чаю. Он вежливо отказался и предложил разобраться с недоразумением. Математичка не поняла, с каким. Он продемонстрировал дневник, сказал, что надо переправить четверку на пятерку и все, инцидент будет исчерпан. Математичка, разумеется, отказалась. Если Ульяна хочет, она вполне может четверку потом переправить, это вполне допустимо. Екатерина Васильевна, вы не понимаете ситуации, улыбнулся Иван. Вы должны исправить именно эту четверку и именно сейчас. Екатерина Васильевна мягко отказалась, сказала, что она такое видывала, она педагог с опытом.

Он сказал, что ему очень жаль, но другого выхода у него нет. Екатерина Васильевна дала понять, что больше его не задерживает, ей еще сегодня тетради проверять. Он откланялся.

А через минуту с улицы послышался крик. Кричала соседка Екатерины Васильевны. Математичка выбежала на улицу и села, хорошо скамейка подвернулась.

Он прибил левую ладонь к воротам. Гвоздем.

Когда математичка немного отдышалась, он поинтересовался — не пересмотрела ли она свою позицию по вопросам успеваемости. Если не пересмотрела, то он готов простоять тут сколько потребуется, хоть до послезавтрашнего утра.

Четверка в дневнике была немедленно заменена на пятерку.

Он выдрал гвоздь кусачками, замазал рану живицей — бабушка пользовала ею суставы, пожелал Екатерине Васильевне успехов в педагогической деятельности и отправился к ней. Продемонстрировал изменения в дневнике, сказал, что Екатерина Васильевна очень раскаялась в своем поступке и впредь взялась так не поступать.

И весь вечер они сидели, смотрели мультики и ели сладкую кукурузу из банки. Уже ночью, когда они возвращались домой, он почувствовал, что рука заболела.

Впрочем, заражения крови не случилось.»

StasKr, 14 февраля 2016 г. в 08:31

Не люблю книги про вампиров. И знай я наперёд, что «Через сто лет» как раз из числа подобных произведений, то, скорее всего, просто бы не открыл книгу. К счастью я этого не знал.

Почему я говорю «к счастью»? Потому что роман Эдуарда Веркина является самой странной историей о вампирах, которую мне довелось встречать. Автор задался вывернуть сюжет о кровососах наизнанку. Хочу особо подчеркнуть: не традиционный сюжет (это уже наверняка делали и раньше), а современный, навеянный за последние пару десятилетий кинематографом.

Веркин начал с того, что так часто предотвращают герои голливудских фильмов – с апокалипсиса. Прошло уже сто лет, как серия природных и техногенных катастроф, а так же вирус, превращающий людей в упырей, практически полностью уничтожили человечество. У изуродованной планеты оказались новые хозяева – homo vampiricus.

Вампиры в этом романе ничуть не похожи на свои образы из современной массовой культуры. Забудьте аристократичного Дракулу в исполнении Белы Лугоши или Кристофера Ли. Забудьте бледного красавца Эдварда Каллена из «Сумерек». Эдуард Веркин пошёл другим путём и срисовал своих героев с графа Орлока из фильма «Носферату. Симфония ужаса» 1922 года, а может быть даже с Френсиса Вернея из романа Томаса Прескетта Преста. Уродливые, боящиеся солнечного света, обладающие нечеловеческой силой и потрясающей регенерацией, практически бессмертные существа. И одновременно – невероятно несчастные создания, ибо Бог отвернулся от них. Всё дело в том, у вампиров нет души, вернее есть, но очень мало, какой-то клочок, который позволяет жизни ещё как-то теплиться в теле, но не более того. Лишённые эмоций, чувств, способности творить и создавать нечто новое вампиры оказались не нужны самим себе. Ну да, они сильные и живучие, но что с этого толку, если твоя жизнь сводится к бесконечному прозябанию, а ты сам не можешь даже оплакать свою горькую судьбу?

Авторская ирония состоит в том, что в мире, в котором хозяевами являются упыри, высочайшей ценностью оказался Человек. Причём люди вампирам нужны не в качестве пищи, а в качестве объекта для подражания и недостижимого идеала. Без людей носферату могут только умереть, так как существование, которое они влачат, куда хуже смерти и только живые дают надежду немёртвым на воскрешение, ибо если однажды произошла мутация, которая превратила человечество в вампиров, то имеется теоретическая возможность обратить процесс вспять.

Люди уже много лет ведут научные изыскания, вроде бы даже успешные и позволяющие надеяться, что заветный способ обратной мутации вот-вот будет найден. Но поскольку здесь затронута такая вещь как душа, то наука откровенно пасует. Что есть душа? Остаётся ли она неизменной на протяжении всей жизни или душа – это зёрнышко, за которым надо долго и внимательно ухаживать? А если так, то какие для этого нужно применять методики и упражнения? Да и вообще: что такое – быть человеком?

Именно этот вопрос является краеугольным для большинства вампиров. С целью найти ответ на него вампиры изо всех сил (а сил у них очень много) пытаются подражать людям. Носят парики (волосы выпадают у них в первые же минуты после рождения), регулярно подпиливают клыки, имитируют эмоции, заводят домашних животных, поддерживают ветшающую инфраструктуру, потихоньку восстанавливают уничтоженную катаклизмами биосферу планеты.

Один из главных парадоксов книги состоит в том, что бездушные вампиры оказались гораздо добродетельнее людей. У них нет никаких чувств и эмоций, а значит им не зачем конкурировать друг с другом. У них нет войн, нет соперничества, нет даже банальной вражды. Они то и обманывают друг друга с трудом, ибо для обмана нужно приложить усилия, а большинству вампиров просто не хочется лишний раз напрягаться.

Не смотря на гнетущую атмосферу постапокалипсиса, ауру безнадёжности и тоскливого отчаяния «Через сто лет» является очень лиричным произведением о существах, которые не способны испытать какие-либо чувства. Кроме этого эта история рассказывает о том, что всегда есть шанс исправить самую страшную ошибку и восставшее из праха человечество (это не спойлер, поскольку об этом становится известно в первой же главе) является тому доказательством. Ну и, конечно, данный роман, помимо всего прочего, является ещё и гимном гуманизму, ибо в этой книге бездушные вампиры сделали всё возможное и невозможное, чтобы вернуть себе право быть людьми.

Если говорить о недостатках произведения, то приходится признать, что ими являются эпизоды, в которых герои выясняют между собой тот или иной аспект человеческой психологии. А поскольку о ней вампиры имеют весьма смутное представление, то эти рассуждения полны абсурда и гротеска. Лично я абсурд и гротеск не слишком-то люблю, так что порой книгу читать было несколько утомительно. Но это очень субъективная придирка, многие наоборот увидят в этом достоинства романа.

Итог: очень сильное и очень необычное произведение, в очередной раз доказывающее, что отечественная фантастика может создавать сильные и неординарные вещи. Лишний балл добавлен за довольно успешную попытку уйти от литературных и кинематографических штампов.

Une Pavol, 29 апреля 2024 г. в 07:21

Не скажу, что эта книга ухватила меня за горло и держала так, чтобы ни о чём больше нельзя было думать (как после «Герды», когда целую ночь проходила, бормоча себе под нос), но она определённо затронула много разных струн внутри, и они ещё долго будут звенеть.

И не скажу, что эта история такая мрачная, как о ней отзываются. Скорее наоборот. Не знаю, может, я бесчувственное полено и у меня какое-то неправильное восприятие мрачного. Но, честно говоря, хороший постапокалипсис мне кажется всё-таки менее угнетающим жанром в сравнении с антиутопией. В сторону: после классических антиутопий вроде «Дивного нового мира» остаётся ощущение, что на тебя наступило что-то огромное, и осталось мокрое место, и от него теперь неприятно.

Здесь же… Да, значок 18+ по делу. Мир после ядерной войны описан с безжалостной дотошностью и правдоподобностью. Первая треть — вся в серых тонах, в этой части почти ничего не происходит, нам дана картина, более-менее статичная, как раз чтобы окунуться в то, что было «между», что для героев — их настоящее. Ужасное, но привычное. Тот же самый порог нужно преодолеть и Сирени, выросшей в Японии, где ещё можно жить по-человечески и надеяться на будущее. А дальше — внезапная катастрофа, которая оборачивается ещё большей катастрофой. Гроза. Краски чёрные, со всполохами красного. Действие несётся всё быстрее и быстрее. Настоящий ад.

Но Эдуарду Веркину удаётся почти невозможное — описать весь ужас, происходящий на страницах, очень деликатно, в интонациях классиков, чуть ли не по-викториански, без грязи, без того, чтобы хотелось отложить книгу и помыться. Но в то же время честно, как оно на самом деле могло бы, без сюсюканья. (И крови всё же много, но это неудивительно).

Конечно, многое решает рассказчик. Вернее, рассказчица. Сирень, девушка с японскими и русскими корнями, с храбрым сердцем, в меру скептик, футуролог, для которого будущее не просто будет — оно есть. И её голубые глаза — как символ того, что небо ещё не совсем отвернулось от земли. Её манера рассказа неспешная, сдержанная, много косвенной речи вместо диалогов (как же я такое люблю), много длинных, но простых, без литературщины, предложений — это заметки наблюдателя, которому очень тяжело оставаться всего лишь наблюдателем, но надо же как-то защититься, хотя бы через текст.

Прекрасный, к слову, текст.

Во вставках от лица Артёма интонации сразу меняются. (Почитатели Стругацких, Хемингуэя и, конечно же, Чехова оценят). Но у Артёма тоже очень чистая душа, несмотря на то, что вырос он на этом страшном Сахалине. Может быть, поэтому судьба подбрасывает ему бедных детей, за которыми больше некому присмотреть. В середине романа — немой и беспалый Ёрш. Потом, почти в самом финале — трое слепых маленьких корейцев (мне надавили почти на все болевые точки). Эти дети вызывают щемящую жалость и нежность. Пусть меня закидают тапками люди, которые считают, что тут нельзя испытывать ничего, кроме скорби, гнева и ужаса, — я понимаю вас, но я испытываю и другое тоже.

Отдельно не могу не упомянуть про Чека. Вот вроде озлобленный старый хрыч и ксенофоб к тому же — а полюбился. Наверное, потому что есть там глубоко что-то, отчего соглашаешься: да, действительно — Человек. Тоска по миру, который был. Отпечаток его.

Или просто смотрю на старика глазами Артёма.

И ещё юмор — такой, как надо, мягкий, потому что в полный голос тут смеяться нельзя, а вот так, с грустью, но искренне — можно.

И немного философии. Что такое будущее? Современная «философия» успешной жизни говорит, что будущего нет, что мы сами создаём его. Но что, если это вообще место, а не время? В какой степени будущее меняет нас сегодняшних? Постольку, поскольку мы сами что-то о нём думаем? Или, может, оно действительно уже есть и настоящее выстраивается так, чтобы мы пришли туда, независимо от того, какие ошибки будем совершать?

Мир жесток, люди напуганы и прижаты к стенке. Толпа страшна — вот от сцен с огромными толпами и впрямь жутко и муторно. Финал предсказуемо трагичен. Но главные герои носят свет внутри, пока стараются переждать тяжёлое время снаружи — и верно, так оно надёжнее всего.

В эпилоге придётся немного удивиться: «Ой, а как так получилось?» Но на самом деле не стоит. Во-первых, это отстранённое третье лицо может выболтать всё как было, а герой-рассказчик о самом личном промолчит и будет в своём праве. А во-вторых… может, это намёк такой. Евангельский. Какие параллели проводить, в какую сторону думать.

Закрываешь глаза после финала, и под веками сияние — то ли нити, прошивающие пространство, то ли фонари сквозь снег, под которым поэт Синкай думал про своего единорога.

Единорог ещё жив — это да.

jelounov, 01 сентября 2021 г. в 20:19

Не надо пытаться измерить «Остров Сахалин» Веркина мерилами традиционной фантастики и вообще литературы. История насквозь сюрреалистическая, воображаемый мир героини тут слишком смешан с ее реальным, чтобы пытаться их отделить. Поездка на «северные территории» это в первую очередь путешествие внутрь себя. Попытка взросления, обратившаяся кошмаром и регрессией обратно в детство.

Сирень впервые играет роль взрослого человека, серьезного ученого, отсюда этот канцелярский стиль изложения. На деле она нечто среднее между ребенком и взрослым. Она примеряет одежду взрослого, макинтош предков, и начинает искать нечто неописуемое, некий образ будущего.

Взрослый мир оборачивается чередой свинцовых мерзостей, жестокостей и вездесущей смерти. Чем дальше, тем мерзости свинцовей. Сирени самой приходится убивать, чтобы остановить убийства. Ее эмоциональную реакцию Веркин почти не показывает, зато в изобилии образы, нацеленные на эмоции аудитории. И вот то и дело к героине начинают приходить образы ее детства, они описаны с большим вкусом, ярко и подробно. Потом начинают появляться живые дети, сперва ее компаньоном становится Ерш (после особенно жуткого эпизода в деревне, уничтоженной медведем-людоедом), затем трое корейских слепых детей. Героиня их спасает, не считаясь ни с чем — и сама едва не гибнет. Затем у нее появляется сын. И начинается творчество.

На образно-эмоциональном уровне (а нужен ли здесь другой?) это выглядит как антитеза миров «взрослый смертельный и жестокий» — «детский живой и добрый». За творчество в структуре личности человека отвечает внутренний ребенок, и Сирень логично приходит к творчеству, это способ снова стать ребенком. Взрослый мир отрицает творчество, но ребенок оказывается сильней. Ребенка невозможно убить, он родится вновь, он переживет войну, будет творить, мечтать, полетит к звездам, и так далее. Если ты милая девочка, то за воротами райского сада еще жив единорог, альтернатива — ад взрослых на Сахалине.

Как я сказал выше, появлению детских образов предшествует нечто шокирующее, смертельное. Так первый ребенок является в разоряемой деревне айнов, один из бандитов бросает ему отрезанную голову, и Сирень убивает бандита. Появлению корейской троицы предшествует атака носителей МОБ. Рождению сына предшествует бомбардировка Сахалина. Логика образно-эмоциональная: взрослый мир жестокости и смерти отбрасывает читателя к миру детства. В финальном эпизоде Сирень снова ребенок, а Синкай среднее между ребенком и взрослым; голодный, но добрый — и все еще живы, и пишутся стихи, и все спокойно в этой уютной регрессии, хотя угрозы и маячат за горизонтом. А в будущем-прошлом Синкай вырос и стал жестоким убийцей — потому что променял стихи на политику.

Интересно, что кошмарное путешествие на Сахалин выглядит как неизбежность — без этого не найти дорогу в будущее; а возвращение в Японию к тихому творчеству не выглядит как нечто желанное. Сирень из-за всех сил цепляется за Сахалин и тех, кто там остался — невзирая даже на неизбежную гибель. Продолжение жизни имеет значение только с найденными на острове детьми, и для Артема так же, он спокойно остается с ними умирать. Это не просто высшее проявление человечности, в данном контексте это иррациональная преданность детству, которая сильнее страха смерти. Сохраняя верность образу детства, ты можешь не бояться образа смерти — только так ты и увидишь путь в будущее.

jelounov, 22 октября 2018 г. в 19:55

Предупреждаю: весь обзор – сплошной спойлер.

Эта история не в полном смысле сошествие в ад, потому что Сахалин лишь часть погибающего, страдающего мира. В уцелевшей Японии все то же, хотя и мягче: голод, «негры» в позорных клетках, милитаризм, шовинизм, исчезновение литературы – грязь души, приведшая к Войне. Но Сахалин это еще и место, где каждый (кроме детей) страдает за свои грехи. Последний эпизод, «Показания Синкая», по хронологии первый. Остальное – прикладная футурология по отношению к нему, наслоение уровней будущего. Здесь, в отправной точке, на руинах, люди заняты ничем иным, как попыткой восстановить потребительскую цивилизацию, основанную на лжи. Персонаж-аллегория этого занятия — Масахира, полубезумный, всегда пьяный, лживый автобиограф, поедатель кошек, адепт теории плоской земли. На Сахалине Чек даст Сирени знание: апокалипсис стал благом — он открыл зло, сорвал с него маску лжи. Масахира пытается вернуть маску. Сахалинский ад построен масахирами… но вторжение будущего уже не остановить.

Не надо требовать реалистичности от такого мира. На Сахалине размывается и материя, и время. Это место – реторта, где реальность возгоняется в новое качество. Сирень прибывает для того, чтобы ее изменить, найти точку в настоящем, откуда стартует будущее нового мира и дать ему начало. В таком мире нужно искать не реалистичность, а чудеса. Чек чудесным образом исцеляется и доживает до глубокой старости: ему предопределено встретить Сирень и передать ей знание. Артем чудесным образом спасается, когда его почти убили китайцы (находит серебряный нож). У Сирени появляется «неразменный» рений, чтобы путешествовать между мирами в будущем. За редким исключением люди здесь — безликая масса. У них не осталось даже инстинкта выживания, они мечутся, ведомые инстинктом стаи. Большинство не имеют даже имен: они просто врач, префект, мэр. Двадцать миллионов людей едят землю, мучают «негров», сходят с ума, убивают себя и ближних и продолжают опускаться. Живые неотличимы от мертвых. С Сахалина нет исхода, даже для привилегированных японцев, ведь здесь не раскаиваются в грехах, а только усугубляют их через жестокость, зависть, кровожадность. Грех — не поступок, а состояние души, толкающее на эти поступки. И все лгут о том, почему их отправили на Сахалин. Вырвется отсюда лишь Сирень, излечившись от своего греха.

Сахалин как сцена выбран удачно. Крайняя, рубежная во многих смыслах точка мира. Удачно выбраны и азиаты, как участники межнациональной драмы: массовому русскому читателю их даже сложно различать на вид, оттого лучше заметна иррациональность их взаимной ненависти. Впрочем, русскому тяжелее ассоциировать себя с протагонистом-японкой, но Веркин ловко сделал ее отчасти русской (в том числе по имени и менталитету). Так же изящно он решил проблему с топографией: «Остров Карафуто» и прочие Тоёхара, Маока, Эсутору, Сикука – быстро зарябило бы в глазах, но все названия остались русскими. Важно: на месте японцев мог быть кто угодно. Их корабли носят американские имена, в аду есть и финны, и поляки, и «латинос», есть вымершие айны, словом весь мир. Русских совсем немного (их почти уничтожили), но они в центре истории – Сирень, Артем и Чек.

Сиро Синкай. Персонаж, олицетворяющий человека в мире постапокалипсиса (настоящее время (хотя для нас оно будущее, как и вообще все времена в романе)). Начинает как прекрасный поэт, способный пожалеть даже дровяного вора. Приютивший кошку. Вдохновляющий девушку смотреть в будущее, мечтающий встретить ее в Эдеме. Но мир пережевывает его, превращает в политического журналиста; Сиро проповедует ненависть, отправляется в сахалинский ад и становится садистом-убийцей. А кончает его девушка, которая восхищалась его стихами.

Человек (Чек). Персонаж, олицетворяющий человека до постапокалипсиса (прошлое). Глубокий старик, жил на Дальнем Востоке еще до войны, в ад его не ссылали. Он сохранил человечность в аду: спасает детей, невзирая на расу. Чек – значительная фигура, открыватель Нитей Хогбена и строитель прототипа устройства, позволявшего по ним перемещаться и генерировать Х-поля. Чек выполняет важную роль в романе: вместе с патэрэном Павлом он открывает Сирени устройство мира и его философию. Для этого высшие силы сохранили его до такого возраста, вопреки голоду, болезням и усталости ума. В Чеке, как и в юном Синкае жива любовь к поэзии, он читает вслух стихи, это признак живой души среди ходячих мертвецов. Но он, как и все здесь, грешен, и гибнет, когда новая вспышка хаоса (МОБ), по его словам, «выжигает скверну».

Артем. Олицетворяет будущее. Проводник Сирени по аду, сахалинский Вергилий. Дважды чудом (это не фигура речи) выжил, чтобы исполнить до конца роль — провести через ад слабую и хрупкую героиню. Когда герои попадают на «Каппу», роль заканчивается. Он больше ничего не боится, и только молчит, улыбается, а затем уходит с корейскими детьми умирать. Артем всю жизнь строит невероятные конструкции, уходящие к небу – и за миг до смерти он вместе со слепыми детьми (аллегория всего человечества) снова строит каменную башню. А его внук также поведет человечество к небу по солнечным нитям.

Сирень. Каталист всех персонажей. Они пассивны, но встречая ее, начинают действовать, рассказывать, философствовать, прогнозировать. Даже природа активизируется, пробуждается МОБ и трясется земля. «За тобой идет огонь», кричит ей Чек. Сирень пришла на Сахалин, потому что грешна, но она также пришла возвестить конец ада.

Ее грех – неверие в Бога. Неверующий в Бога – единственный доброволец в аду. Пройдя преисподнюю, она уверовала – и потому спасается. В адской реторте, где почти все (кроме людоеда Накамуры) стали лишь более грязными душой, она очистилась. За исключением этого греха, героиня невинна, и сама еще почти ребенок. Она ведет себя очень благородно, и видящий всех насквозь Чек именует ее ангелом. Даже когда уже нельзя ничего сделать, она пытается спасти Артема и «неполноценных» детей — иррационально, без всякой надежды. В этот момент Господь и являет ей свое могущество, стирая ад и показывая Нити – хотя за это ей приходится отдать свои глаза.

Сирень получает новую кожу, новый облик, новые глаза (новый взгляд на мир). Важная деталь ее образа, роскошный макинтош, наследство многих поколений предков, выгорает и съеживается, женщина отдает его старому «негру» в позорной клетке. Макинтош это символ старой культуры, в которую одето человечество; воинственной культуры, полученной во времена старых жестоких богов. Культуры, превращающей поэтов в чудовищных убийц. В адском пекле она выцвела и стала ненужной будущему человечеству.

После ада Сирень родила ребенка от Артема. Она верит: сын мальчика сможет увести человечество к другим мирам. Таким образом, она становится бабушкой нового пророка. Называть ее Богоматерью, как делают некоторые толкователи, по-моему, слишком громко.

Кроме того, из преисподней она вынесла брусок рения, который послужит деталью для двигателя нового транспорта (она так верит). Подарок патэрэна Павла, последнего священника.

И еще: Сирень становится писателем. В мире, где перестали читать книги.

Зеленый клоун, 30 апреля 2025 г. в 20:00

Я считаю одной из составляющих гениальной или просто хорошей книги обязательно должна быть её определенная простота, автор должен рассказать историю, а не мучить читателя. Здесь истории нет совсем, набросанные, как куча одежды на празднике, зарисовки из разных философских идей и социальных систем, не образовывают историю за которой было бы интересно следить и сопереживать. Есть ощущение, что ты просто читаешь чей-то сон и он вот-вот должен закончится и всё начнется, из-за кулис выйдет рассказчик и объяснит хоть что-то, но этого не происходит и ты остаешься один на один с обманутыми ожиданиями.

Философия в книги прекрасна, идеи, рассуждения, демагогия о бессмертии, о вселенной и о звездах, но все это имело бы смысл, если бы было гармонично и искусно вплетено в историю повествования. Если бы философия переплелась с отличными живыми и яркими героями, с адекватным их поведением и взаимоотношением, с хоть какими-то сюжетом и историей по мимо хождения героев туда сюда. Всю книгу герои просто ходят и с умным видом рассуждают о возвышенном. Сначала ходят по «Тощему дрозду» между анабиозами, потом по институту, потом библиотеке, потом на улицу выходят и там ходят, потом по руинам ходят, иногда между этим ищу Барсика, снова ходят. Когда в какой-то момент поход по одному и тому же синему коридору повторяется три главы подряд с различными философскими размышлениями, у меня вообще сложилось впечатления, что автор уже не знал, куда героев еще отправить походить, однако нет это всё оказывается синхронная физика. Вообще этим не понятным понятием много чего объясняется в книги, но так и не объясняется, что же это всё-таки такое.

Я люблю философию, но не в таком виде. С отмены крепостного права до полета человека в космос прошло ровно сто лет. После первого полета в космос прошло уже больше полу века, а мы не можем долететь до Марса, да я даже сомневаюсь были ли мы на Луне. К чему это тогда все я так и не понял, все представленные гипотезы человеческого поведения при достижении описанных явлений не убедительны и кажутся наивными. Зато очень удобно напустить тумана и загадочности, а любители скрытых смыслов уже сами навыдумывают всяких теорий, которые автор туда никогда не вкладывал.

Не рекомендую, слишком мудрено и не убедительно.

P.S. в книги очень много опечаток по тексту, но возможно это так и задумано и это просто синхронная физика)

Lilian, 27 апреля 2025 г. в 20:11

Что я могу сказать про «Сороку на виселице».

Это книга-головоломка. Ребус без однозначного правильного ответа (и я здесь имею в виду не отсутствие авторской задумки, а невозможность читателей прийти к некоему общему пониманию показанных событий и рассуждений). Сколько читателей, столько и версий. Кому-то подобное нравится, кому-то нет.

Это не научная фантастика. Уж скорее философская — по крайней мере из-за обилия рассуждений, теорий и идей разной степени фантастичности.

Основные идеи — преодоление очередного предела развития человечества, цена прогресса, люди и звёзды.

Это не развлекательное чтение. И не быстрое чтение. Хотя тут, конечно, многое субъективно. Я читала не быстро. Не погружение в историю, а постоянный анализ и поиск ключевых цитат. Отчасти это влияние обсуждения в книжном клубе — я заранее знала, что придётся строить собственную версию событий, и я искала для неё фундамент.

Много литературных отсылок и игры с формой подачи истории. Я разумеется увидела и узнала далеко не всё — да и не ставила такой цели.

Знание более ранних, входящих в этот цикл рассказов не обязательно, но мне не помешало. Более того, рассказы читаются намного легче и быстрее.

Само чтение довольно выматывающее, по озвученным выше причинам. Мне скорее «не понравилось», если говорить об эмоциях и о том, чего я обычно жду от чтения художественной литературы. Но при этом ближе к финалу книги определённый пазл всё же сложился, и это порадовало. В определённые моменты я начинала опасаться, что всё будет куда бессмысленнее.

Так что итоговое впечатление весьма неплохое — просто с признанием того факта, что это не «моя» книга и вероятно не «мой» автор.

Ну и под спойлером: моя теория, моё понимание событий и загадок книги. Без собственной версии здесь не обойтись.

Дочь Самурая, 12 апреля 2025 г. в 21:29

Я не буду пересказывать сюжет, не буду рассказывать про героев, про смыслы, которые есть в романе. Скажу о самой книге и не побоюсь громких определений. Она – новое слово в литературе. И читать её нужно по-новому. Автор в интервью говорит, что он пытался написать так, как писал бы человек 23 века с максимумом вложенной информации, которая ещё и возрастает кратно в голове читателей благодаря встроенным ассоциациям.

Это идеальное соединение формы и содержания. Символ синхронной физики, вокруг которой крутится сюжет – это головоломка. И сама книга построена как головоломка, «дьявольский шар», где все детали имеют значение, подогнаны друг к другу, и надо только понять что и куда. Собрать паззл. Сами эти детали – короткие отдельные истории, которые больше всего похожи на библейские, евангельские притчи. Имеют прямое значение и метафорическое. Часто непонятно, к чему тут та или иная история, и работа читателя «вписать» каждую историю во вселенную романа и понять о чем она, построить связи, протянуть ниточки, которых великое множество.

Ещё такой момент. Книга очень «плотная», и мне часто казалось, что я вообще ничего не понимаю, но проходит время и картинка проявляется. По образному выражению, услышанному в сети, нужно время, чтобы файлы раззиповались в голове.

Не скажу, что на данный момент я все поняла и со всем согласна, но разгадывать книгу, пытаться её понять очень увлекательный процесс. Понравится ли он вам я не знаю, но думаю, это зависит от того, хотите ли вы разгадывать ребусы, морщить лоб или хотите прямой и понятной истории, чтобы отдохнуть. Во втором случае, вам явно не сюда.

URRRiy, 16 июня 2023 г. в 17:40

...Трудно только первые пятьсот страниц...

Сюрреалистичный псевдодетектив на бесконечную тему мутных дел в отдаленных небольших человеческих поселениях. Два крупных временных блока — лето 2001 года и лето 2018, понятно с флешбяками. Это — не Стивен Кинг с его ужасами, не Джин Вулф с его загадками, и не Стругацкие с их обстоятельствами непреодолимой силы. Это даже не авторский стиль его великолепных ранних «ужастиков».

Просто обрывки сознания неудачника по жизни Виктора, человека творческой профессии, оторвавшегося от своих корней, без семьи, недвижимости и целей в жизни. Такой вот плач по потерянному поколению.

Элементы города Чагинска с населением от двенадцати до восьми тысяч населения, в отдаленном углу северо-восточной России — декорация, без стабильного существования как улиц, так и жителей, каждый попавший туда — проклят.

Огромные по объему описания процессов — рецептов приготовления и употребления пищевых продуктов, возможно автор взял заказ на рекламу кулинарных сайтов или заключил пари, что продаст даже поваренную книгу, подписанную своей фамилией.

Десятки сюжетов нереализованных сценариев, с юмором, но абстрактность хороша в меру, потом уже абстракция утомляет. Есть почти идеальный образец подобного произведения — «Козлёнок в молоке» Юрия Полякова, где использование приема с абстрактными сюжетами полета авторской идеи отлично увязано с сюжетной линией произведения и сбалансировано по объему. А текст «Снарка» — это профанация.

Очень много можно написать про калейдоскоп картинок, нарисованных автором. Трагедию с пропавшими подростками в 2001 году, их подругой, которая избегла таковой участи, шизотусовкой городского управления городка и таинственной личности инвестора-олигарха-миллиардера — но по итогу — нет в этой мешанине оригинальности, хотя нет и отвратности, текст сделан профессионально.

Как вывод: не «Война и мiр», а автор — не Лев Толстой.

Г. Л. Олди, 11 августа 2018 г. в 17:40

Отличная повесть: добрая, страшная, трогательная. Это как если бы «Вино из одуванчиков» Брэдбери перебросили в провинциальный советский городок 1980-го года и сдобрили отменной порцией «Попытки к бегству» Стругацких.

И написано замечательно, что по нашим временам редкость

ihtiosyncrasie, 22 апреля 2025 г. в 06:05

Крайне раздражающий буквально на физиологическом уровне роман. Понимаете, есть произведения многослойные, есть почти абсолютно герметичные, есть открыто издевающиеся над читателем – но как правило хороший текст читателя вознаграждает за чтение уже на поверхностном уровне. Джина Вулфа можно читать просто как сюжетную прозу, не особо заморачиваясь с загадками и подковырками — самое буквальное прочтение интересно. И даже какой-нибудь «Бледный огонь» помимо бездны интерпретаций дает банальное удовольствие от стиля и персонажей. В данном случае с читательским удовольствием беда: есть несколько безусловно красивых моментов, цепляющие вставные новеллы и виньетки, забавные и поэтичные зарисовки, интересные, хоть и спорные стилистические находки и решения. Но нет чувства связной единой истории, то есть, она, скорее всего, есть, но ощущение такое отсутствует, текст бесповоротно распадается и деградирует в бессвязный поток мысли. Наверняка автор сознательно, с определенной художественной целью добивался эффекта апофенической шизофазии, но читать в итоге просто трудно и все, ничего с этим фактом не поделать. Одна из главный авторских идей, возможно, в том, что незачем человеку мучительно рваться за предел, будь то продление существования во времени или экспансия в пространстве, но если и так, подана она чересчур сумбурно, будь сумбур хоть четырежды художественным приемом. Нехорошим образом напоминает мокьюментарный роман «Когда мы перестали понимать мир» – такое себе живописание зияющих бездн гениальности и зловещих сторон науки и человеческой души, но дело все в том, что в действительности в науке на выходе как раз четкие, ясные, логичные, воспроизводимые и обладающие предсказательной силой системы, пусть они полноценно доступны пониманию немногих.

Vetaliq, 09 января 2020 г. в 12:44

Повторю предыдущих ораторов: две абсолютно разные части.

Первая вызывает некоторую ностальгию о советском детстве, с его некоторой беззаботностью и уверенностью в завтрашнем дне. Как всегда — воспоминания у всех разные: уж слишком много у автора воспоминаний о дефиците и сложностях советской деревенской жизни, которые меня как ребенка тогда совсем не напрягали, но как говорится память избирательна. Из-за этого у меня не получилось в описанных детях увидеть детей и их столкновение с непонятным, на мой взгляд действия персонажей неестественны и поэтому не вызывают особого сопереживания.

Вторая часть тоже про детей, но из будущего, из будущего классической советской фантастики. Но персонажи опять не выглядят детьми — скорее мужчины лет 25. Большая часть посвящена жизни и развлечениям будущих «детей» и только в конце идет так же столкновение с непонятным. И опять почему то все кажется неестественным. Может потому что для советской фантастики такие концовки были неестественны, может из-за плохого раскрытия персонажей.

Резюмируя скажу так — неплохая задумка под классическую советскую фантастику, но из-за современных идей превратившаяся в ни-то ни-сё.

Русский язык у автора хороший.

Capra, 07 сентября 2018 г. в 16:18

«Остров Сахалин» — это вторичный, «переведенный» на язык современной фантастики (зомби-апокалипсис, последствия атомной войны и пр.) и изуродованный более чем средним уровнем авторского пересказа «Остров Сахалин» Чехова. В почти дословное повторение чеховского текста: композиции, географии, человеческих характеров и быта тюремного острова Веркин втискивает, для пущего эффекта, голливудскую «любовь», которой сначала как бы нет, а потом «Прощай, Джек» и самопожертвование во имя любимой. И даже — опять привет от создателей «Титаника» — в кармане плаща выжившей героини вдруг обнаруживается кусок чего-то очень ценного. Пародия — жанр интересный. И не обязательно «унижающий» предмет пародирования. Иногда просто вступающий с этим предметом в диалог. Но в диалоге важно совпадение уровней собеседников. А «Остров Сахалин» Веркина, с его выдуманными мертвецами, идущими на растопку, мясом, зомби и пр. затаптывает, извращает человечность и трагизм книги Чехова. Чехов-то переживет. А вот Веркин, мне кажется, серьезно подставился этой книгой.

technocrator, 01 мая 2025 г. в 10:52

Осилил-таки роман с примыкающими рассказами:

«Холодный нос» — малоприятное описание бессмысленных мучений обречённых людей, медленно сходящих с ума. Запихивать таким образом агнст-хоррор в классическую фантастику покорения космоса — вот зачем? А ещё и упоминание «ансибля» тут меня просто реально выбесило (примерно как БэдКомедиана отсылка к «Заводному апельсину», если помните этот момент).

«Физики» — опять же топтание на костях классиков, по существу просто выжимание идеи Гансовского с повышенной «выразительностью» хоррорных элементов.

«Девушка с жемчужной серёжкой», «Крылья» — рассусоливание мотива пресловутой «паранаучной» синхронистики, ну слабо вписывающейся в условный Мир Полудня.

Собственно, «Сорока на виселице» — продолжение с ещё большим сюром, абсурдом и глюками, зародышами либо высосанных из пальца, либо вторичных, либо толком не развитых идей помимо той же синхронистики, где все персонажи-«ненадёжные свидетели», с неожиданной необъяснённой жестокой сценой убийства живого (пусть и искусственно созданного) существа, с общим ощущением унылого мрачняка...

В какой-то момент даже заподозрилось (пусть это и считается дурным вкусом судить об авторе по творчеству), что у писателя потихоньку начинаются реальные психические проблемы. Но нет, присутствуют вполне себе живые, осознанные, мастерски написанные отдельные фразы, отрывки и сценки, которые, к сожалению, никуда не ведут.

(Тут напрашивается параллель с «Факапом» Харитонова, который, пока его слишком не уносило в, скажем так, конспирологию, тоже отлично владел повествованием, но при этом давал любопытные интерпретации и раскрытие элементов сеттинга Мира Полудня. А также с недавно обсуждаемым в Книжном клубе Фантлаба «Старость аксолотля» Дукая, которому за интересные и внятные логично развиваемые футуристические идеи можно простить и оттенок депрессухи, и части текста с потоком сознания и «сонными» глюками...)

В остатке тоскливое недоумение и злость на потраченное время, которого из-за работы и так сейчас совсем немного на чтение остаётся, и убитое настроение. Не понимаю интеллектуального мазохизма тех читателей, которые, в принципе, не отрицают, что «Сорока» — «конструктор» текста и никто, кроме автора, не имеет однозначного представления, что происходит в сюжете, но ставят ему высокие оценки.

Тем более, оказывается, по собственному признанию автора в интервью, «при взаимодействии с читателем «Сорока» реализует основной принцип функционирования нейросетей». Спрашивается тогда, почему бы просто с нейросетями не пообщаться, вместо того, чтоб пытаться читать роман?

Ну и талантливость автора, написавшего гнилую вещь — отягчающее обстоятельство.

Невольно вспоминаются слова Веллера, сказанные про другую книгу: «Вот можно же придумать такой роман? Можно. Можно его написать? Можно. Нужен для этого талант? Нужен. Не было такого романа раньше? Не было. Даёт он что-нибудь человеку? Ничего не даёт.»

Бывает, что оцениваю циклы в целом выше, чем по отдельным их произведениям, а здесь уникальный случай — после осиливания целиком понизил всё.

Нифонт, 26 марта 2023 г. в 19:24

[В погоне за чагинским Снарком, или Пространная история тьмы]

Десять лет назад Эдуард Веркин написал «Краткую историю тьмы», поставив в ХСМ жирную точку с запятой, и на долгое время как-то выпал из моего поля зрения, в смысле, новые книги его проходили мимо меня, лишь изредка доносились некие смутные слухи о них. А тут вот привлёк моё внимание «снарк снарк», в объёме нечестиво эпическом, с аннотацией загадочной, но прельстивой, и я его приобрёл, и я до него добрался.

И постиг, что через десять лет Эдуард Николаевич начертал «Пространную историю тьмы».

Это уже даже на типографском уровне заметно, ей же ей. Строгая коричневая обложка, шрифт без засечек. Вчитаемся – и сомнения пропадут. У нас снова есть писатель по имени Виктор, злой и циничный. В этот раз даже злее, потому как сугубо неустроен в личной жизни. У него снова творческий кризис, но есть люди, которые хотят, чтобы он всё-таки написал, и не абы какую халтурку, а настоящее. И это, а равно другие жизненные обстоятельства разной степени неправдоподобности, втягивают писателя Виктора в непонятное. Вам всё ещё мало совпадений? В «Чагинске» герои мимоходом обсуждают концепцию книг шёпота. В «Снегу Энцелада» шутят про ледяной небесный свод. Оба образа пришли аккурат со страниц «Краткой истории», чтобы влиться в «Пространную».

В полторы тысячи страниц, где веет радоном, где дышит зло.

«Краткая история», конечно, написана в основном от третьего лица, оттого стиль там несколько более сдержанный. В погоне за чагинским Снарком лицо у нас сугубо и сокрушительно первое, а потому мы видим классического веркинского рассказчика, который за столько лет нисколько не поменялся. Аллюзии, интонации, даже на уровне синтаксиса – этот слог не спутать ни с чем. Нет, бывали у автора разные эксперименты, но рано или поздно всё возвращается на круги своя, и новые словеса возвещаются старыми голосами. За плечами у Виктора стоят Куропяткин и Безымянный, Кокосов и Уткин; воспой Дросю Ку, убей василиска. Разве что в этот раз автор недвусмысленно пишет для взрослых и оттого может позволить себе преспокойно материться время от времени да обсуждать скоромное. Ну, без этого никуда, материал, в конце концов, обязывает.

Каков материал? Русская хтонь, эталонная, из палаты мер и весов, и дело тут отнюдь не в изобилии возлияний, картинах упадка, «свинцовых мерзостях жизни» или чём-то подобном (хотя так или иначе вы на них наткнётесь); нет, тут дело в куда более глубоком, по существу, даже мистическом измерении. На позднюю Марию Галину чем-то похоже, на поющих во тьме «Медведок», на неопределённо-уклончивых «Автохтонов». Готовы будьте, что вопросов будет больше, чем ответов, готовьтесь к отвлекающим манёврам, которых на порядок больше, чем существа дела (со временем вы поймёте, что до некоторой степени в них-то и состоит изрядная часть сути, но не всякая птица долетит до этого осознания). В этом саду расходящихся тропок поистине не знаешь, с чего начать. Ну возьмём, допустим…

Возьмём, допустим, заголовки глав.

Очень интересный эксперимент, если так вдуматься. Первые три главы обладают вполне понятными названиями, следующими из текста, усыпляют бдительность… А с четвёртой внезапно начинается рандом. И не простой, а, похоже, с хитрым умыслом. Заголовки глав изменены местами, да так, что кое-где названия из одного тома перебрались в другой. Можно даже предположить, что это приглашение к сопоставлению поучаствовавших в размене глав (однажды я проведу такой эксперимент), но обстановку усложняет то, что некоторые заголовки, кажется, ничему толком не соответствуют, тогда как другие – ещё более неожиданно – располагаются на своих местах. Иными словами, роман начинает нагло лгать вам уже на уровне оглавления.

Ну кстати да. Ложь. Главные персонажи много и афористично общаются, рефлексируют, пьют, отчего начинают трепаться и рефлексировать ещё отчаяннее, пока силы и сознание не покинут их – и не переставая гонят пургу. Снег мифического и недостижимого Энцелада заметает улицы Чагинска и других городов, невзирая на летний зной, укутывает в нарративные сугробы. Эта колючая смесь бытового вранья, профессиональной дипломатии, лизоблюдства, слухов, городских легенд и художественного вымысла – тот самый пресловутый радон, которым пронизан воздух книги. Удивительно, как мало обращают на это внимание в прочитанных мной отзывах и рецензиях. Если перестать выискивать в составе текста «реализм», сколь угодно магический, и сосредоточить газоанализаторы на витающих всюду квантах лжи и зонах их концентрации, многое, право же, станет яснее.

Ложь принято осуждать. Делая это огульно, обычно забывают, что человек – существо по природе своей лживое, это отметил ещё Э. А. По, любопытствующих отсылаем к «Надувательству как точной науке». Совсем любопытствующих и желающих более серьёзного обзора проблемы отсылаем к «Онтологии лжи» А. К. Секацкого. Приводить все рассуждения Александра Куприяныча здесь не станем, это уведёт нас ещё дальше, чем пьяная болтовня Виктора с Хазиным, но отметим, что искусство фальсификации, как он показывает весьма убедительно – один из сильнейших элементов прогресса, тропа к могуществу, путь к изменению реальности, прямому или косвенному.

В крохотном дремучем Чагинске реальность меняется постоянно.

На это тоже как-то не очень склонны обращать внимание, хотя всё на поверхности. Главные герои, как уже сказано, непрерывно брешут – пустой, безответственный трёп, ни к чему не ведущий, лишённый последствий… Ведь да? А как бы не так. Прислушайтесь как следует к народному ропоту, что сбегает по полуразрушенным улицам, отдаётся в библиотечных залах и шелестит краями газетных страниц. Практически любая нелепая небылица, которая со временем обретает силу общепризнанной реальности и прокатывается по событиям паровым катком, восходит к этому якобы невинному трёпу. Радиационная паника, строительство новой ЧАЭС, радон опять-таки? – всё прослеживается к легкомысленному вбросу Виктора в ранних главах, о котором он почти сразу и думать забыл. А вдохновенные рассуждения о Пересвете в доме культуры аукнутся уже лет через семнадцать, во втором томе. Примеры можно множить.

И ведь это даже не самое тревожное. Куда тревожнее непрестанное генерирование Виктором мертворождённых сюжетов – которые так и остаются невоплощёнными, никому не рассказанными… а потом как-то невзначай тоже просачиваются в реальность, коли не целиком, так уж хотя бы намёком на целое. Вспомним, например, про Снаткину и ложку. Виктор выдумывает про колоритную пенсионерку всякого, а потом реальность косвенно намекает, что не такой уж это может быть и вымысел…

И после множества таких моментов как-то иначе воспринимаешь настойчивые заверения Светлова, что Виктор должен писать. Если его праздное и не направленное в конструктивное русло олживотворение выплёскивается таким образом, какой же эффект может оказать настоящая книга? Это тем интереснее, если учесть, что Светлов – сам по себе фигура довольно неоднозначная. Фасад у него безусловно притягательный, краше большей части других персонажей, погрязших в пороках больших и малых (за вычетом разве что Аглаи, особенно во втором томе), но стоит ли доверять фасаду, вот в чём вопрос… Фамилия-то наверняка говорящая, но проблема возникает, когда вспоминаем, кого зовут «Несущим Свет». НЭКСТРАН вроде как несёт светлое будущее, но Чагинск обещание светлого завтра вдруг обходит стороной… И почему? Не оттого ли, что жертва оказалась неполна и оттого не принята?

Сейчас мы вступаем на почву особенно зыбкую, опасную и к тому ж чреватую спойлерами, так что не желающим сего рекомендовано пройти мимо в любом угодном им направлении. Здесь рецензия плавно перестаёт быть рецензией и превращается не столько даже в эссе, сколько в охоту за тем самым Снарком, которого так и не нашли главные герои и которого, быть может, не существует вовсе. Над нами сгущается тьма, а может, просто темнеет в глазах от того, что стискивает горло пресловутый радон, существующий либо нет. В центре лабиринта лжи, о котором мы беседовали раньше, зияет невосполнимая лакуна, которую он призван оградить; в этой лакуне сгинули два подростка, и её постарались загородить стенами мифа и недомолвок не хуже тех, что на повседневной основе воспроизводит Виктор. Лжец индивидуальный и высоко одарённый столкнулся с ложью провинциальной, зато коллективной и распределённой; итог оказался смутным, мглистым и туманным, как и следует ожидать в таких обстоятельствах, и по сути нашему изучению предъявлен именно туман, а не сама лакуна, которой заманивают читателя аннотации.

И всё же некоторые спекуляции можно высказать – и, поскольку мне очень хочется ими поделиться, дальше будет мало велеречивого словоблудия и несколько пунктов чётко по существу, ГРОБ ГРОБ КЛАДБИЩЕ СПОЙЛЕР, так что вы предупреждены.

P.S.

Бродят дикие ягморты,

Мыши бдят.

Чучел пыльные когорты

Встали в ряд.

И шушун по лесу мчится,

Чтобы нам в ночи явиться.

Тёмен старый парк…

Снарк. Снарк. Снарк.

sergej210477, 22 января 2020 г. в 18:04

Совсем не понял я этот роман.

Прочёл я почти все книги Э. Веркина. Отличного уровня развлекательная литература. В большинстве случаев — подростковая. Фантастика, хоррор, реализм, военная проза, фэнтези — писатель пробует себя во многих жанрах. Везде прекрасный юмор. Легкий язык. В некоторых книгах — драматизм зашкаливает. Море эмоций.

И вот — «Остров Сахалин».

Читать это сложно. Такое ощущение, что писал не Веркин — вообще, не его стиль.

Если в двух словах — три четверти книги — записки путешественника по Сахалину. Да, можно сказать, как в аннотации, что это парафраз Чехова, его записок о посещении острова, плюс ещё, Солженицына и его «Архипелага ГУЛАГа». Только, с учетом того, что действие происходит в постапокалиптическом мире.

Задумка интересная. Да такого и в дурном сне не приснится!

Но, как я уже писал — три четверти книги — описание сахалинской каторги и тюрем. Да, почти ничего не изменилось — те же ужасы. Да, Чехов, да, Пикуль «Каторга», ну и опять же, Солженицын. Надзиратели и зэки. Беглые каторжники и остроги.

И лишь в последней четверти романа, Веркин вернулся к уже опробованной в ряде книг теме — непосредственно апокалипсису — зомби, солдаты, ядерная война. Читал — полное ощущение, что читаю М. Брукса «Война Z», или, смотрю экранизацию этой книги. Один к одному.

Финал, опять муторный.

Да, можно бесконечно долго писать на тему глубокого философского подтекста этой книги. Да, при желании, можно «нарыть» и сложный символизм происходящего. И аллегорически трактовать смысл романа. Можно искать в нем интересные стилизации под японскую литературу. Можно. Ага, при наличии фантазии, все это можно найти в любой книге. Было бы желание. Дело в другом.

Просто — я привык к совсем иному Э. Веркину. Легкому, озорному. Веселому и грустному. Серьезному и детскому. Лиричному. Всегда эмоциональному.

А здесь?

Даже сложно назвать жанр книги. Некая попытка из рядовой постапокалиптики сделать сложное философское произведение? Или, «перепрыгнуть» с боевой фантастики в научно-фантастическую плоскость? А может, автор хочет сменить имидж подросткового писателя?

Понял я одно — как развлекательная книга этот произведение точно не пойдёт.

Напрашиваются сравнения с «Дорогой» Маккормака, но, там акцент на героях, их внутреннем мире, а тут, по-моему, герои достаточно безликие...

Вообще, где эмоции у персонажей? Да, японцы — замкнутая нация. «Все в себе». Но, главные герои, с русской кровью. Да, главы написаны от первого лица, так сложнее увидеть персонажей «со стороны». Но — такое сложилось у меня ощущение, что героиня просто наблюдает, фиксирует в памяти все происходящее. Никакой инициативы, никаких эмоций. «Я пошла, я увидела, я запомнила». Ходячая кинокамера. Потом, почему опять «Сирень»? Это имя героини кочует из одной книги писателя в другую. Ну и ее попутчик Артём — под стать Сирени. Молчит, смотрит, думает. Потом — раз! Багром в живот одному, другому. То, он совсем больной, еле дышит, ходит с трудом. А потом, «встал с печи», смастерил кистень — махнул рукой — все китайцы в ряд лежат... Илья Муромец. Вот решил автор написать серьезную, «взрослую» книгу, а, вот в такие моменты, опять «скатывается» на детско-подростковый уровень.

Из героев мне был интересен один — Чек-Человек. Сумасшедший старик-философ. Он хоть живым получился, смешной и грустный, по-своему. Нелепый, но, реальный. Но, это, всего лишь, эпизодический персонаж.

Печально.

Но, это мое личное мнение.

Много положительных и восторженных отзывов.

Повторюсь, не такой книги я ждал от Э. Веркина. Опять же, это только мое личное мнение, но, не его жанр и стиль. Понятно, что хочется писателю перейти на иной уровень, писать сложные и серьезные книги для взрослых. Но, зачем? В своей нише, на мой взгляд, Э. Веркин — один из лучших и самых ярких писателей. А фантазии на тему футуристических японских прогнозов меня не очень заинтересовали. Впрочем, как и быт фантастических каторжан.

борхус120, 02 августа 2019 г. в 22:27

Есть отзывы, которые можно писать только взахлёб, пока не стыдно, поэтому сразу карты на стол — роман «Остров Сахалин» Эдуарда Веркина — лучшее, что я читал из недавней русской прозы. Так неправильно говорить, наверное, про книжку, где по трупам ходят, по трупам ездят бульдозерами и трупами отапливают города, но в неё правда сложно не влюбиться. Ощущения примерно, как после Маркеса: «А что, так можно было писать?» Можно! Выкидывать всю любовную линию, обрывать диалоги и сцены, где хочешь (на самом деле, где нужно, но всё равно в этом — небывалая свобода), вводить фантдопущения за 70 страниц до финала — всё можно и всё будет хорошо (а закончится очень скверно).

Страшно хочется, чтобы Веркина прочитало как можно больше людей и было с кем обсуждать вот эту гиковскую хрень, которую я обычно не перевариваю: откуда у Артёма татуировка, а может то, а может сё, — но в голову не приходит ни одного вменяемого способа вам всем его продать. Чехов+зомби? Ну да, но, видит бог, нет. Блестящая стилизация под Акутагаву? Ага, и толпы немедленно бросились покупать. История про конец света с главной героиней по имени Сирень? Лучше, кажется, не начинать.

Это просто книжка, которая бежит всех ярлыков, которую непонятно на какую полку ставить — то ли к мощным русским старикам, то ли к фантастам из числа самых шандарахнутых. Лично мне придётся впихивать в ряд с самыми любимыми

witkowsky, 14 февраля 2019 г. в 21:09

Все про Чехова да про Чехова. Вообще-то в этом «Сахалине» куда больше от книги В. М. Дорошевича «Сахалин. Каторга». Но не только.

Многие десятилетия японское искусство, – и литература, и особенно кино, – эксплуатирует тему «Гибель Японии». Веркин решил вывернуть ее наизнанку: а ну как в мире останется одна Япония. Разумеется, получилась антиутопия, наиболее плодотворный жанр в современной литературе; есть основания подозревать, что наше время в будущем будут считать золотым веком этого жанра. Велик соблазн только такое писать, да и читать только такое. Только вот оказывается, что получается то уцененный «1984», то его предшественники (Фиалко, Бойе, Хаксли, куда более значительный Замятин и пр.), то уж просто «Град обреченный».

Однако здесь не то, – здесь то, что Набоков уложил в одну строку: «И понял я, что я в аду». В этом аду с трудом можно выжить, хотя в таком мире кому это захочется, кому нет. Доказывать, что это хорошая книга, бесполезно. Сожалею, что не могу поставить больше десятки. Подобное пишу впервые за последние лет десять. Не зря роману ставят то десятку, то единицу, притом примерно поровну. Книга решительно делит читателей на своих и чужих: случай редчайший.

Если это экранизировать, то выйдет не хуже, чем «V – значит вендетта» или «Эквилибриум», причем без сладкого хэппи-энда, который там ради проката прилеплен. Но в артхаусе такой фильм провалится, а для большого экрана денег не дадут.

Земной поклон автору.

Esminets Marat, 25 сентября 2018 г. в 20:29

ОПТИМИСТИЧЕСКИЙ ЗОМБИАПОКАЛИПСИС, ИЛИ ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЭДУАРДА

Настоящая фантастика – о будущем. В принципе, вообще настоящая литература должна быть о нём; но фантастика – в первую голову.

Весьма трудно при этом видеть в грядущем позитивные картины: достаточно пролистать новостные ленты или, если вы храбрый человек, включить какую-нибудь «Россию 24» на полчаса (свят-свят-свят) – сразу исчезнет вера в человечество и его перспективы.

Нет, году этак в 1963 членам Союза писателей СССР было легче: космос почти наш, саженцы для марсианских яблонь заготовлены, американские империалисты загнивают; будущее было незамутнённым, как текст «Программы КПСС», по которой мы уже с 1980 года живём при коммунизме То есть сорок лет вокруг – рай, Утопия, Солнечный город.

И очень тяжело, невозможно, физически больно признать: будущее не свалится победой в лотерее, его не пришлют из «Али», не объявят приказом коменданта (хотя, конечно, объявить могут – рупоров, спаренных с пулемётами, хватит). Его надо… Даже не заслужить. Его нужно выродить, вылепить из собственной плоти, обильно политой собственной кровью.

Унавозить поле Армагеддона собой – потому что больше некем. Тогда, быть может, пробьётся росток.

Веркин провёл нас через это. Через Чистилище, через чудовищные картины постапокалипсиса, через смерть, ненависть и мобильное бешенство. Именно так: в крови, задыхаясь в родовых путях, ломая кости прошлого, Человек доберётся, на зубах доползёт до времени обетованного.

Очень трудно верить в Человека, когда перед глазами – миллиарды тщательно выпотрошенных и набитых паразитами, лишённых сердца и души оболочек. Когда людьми топят печи (хотя это нерационально, люди – жидкие, с таким же успехом можно топить огурцами или медузами; но расскажите об этом техническим специалистам нацистских концлагерей).

Очень трудно верить в будущее, когда каждый из нас – это слепой корейский ребёнок, или обгрызенный шаманами мальчик-альбинос (кстати, вполне реальный опыт в современной Африке – отрезать альбиносам уши и пальцы, выбивать зубы и готовить из этого зелья), или негр (независимо от цвета кожи), подвешенный в клетке на потеху толпе.

Очень трудно.

Но Веркин смог. Он смог провести читателя через девять кругов ада; он смог заново пройти сорокалетний путь через пустыню; в его Евангелии Лотова жена тоже обернулась на погибающий Содом – и сожгла в адском пламени синие глаза…

Это очень сильная книга.

Её надо пройти до конца, прорваться сквозь кровь, вонь и пламя – чтобы увидеть Будущее. Чтобы когда-нибудь наши потомки нашли планету Бога у тёплой жёлтой звезды.

И унаследовали царствие небесное.

Низкий поклон тебе, Эдуард Николаевич.

Fantdorn, 02 сентября 2018 г. в 17:14

«Остров Сахалин» это очень необычная, атмосферная и печальная история. История о жестоком постапокалиптическом мире, в котором цена человеческой жизни равна ценности тела, из которого можно наварить мыла или сжечь в топке электростанции.

Роман «зайдет» не всем — его действительно тяжело начинать читать. У Веркина всегда был необычный слог — резкий, как взмах серпа и тяжелый, как удар молота. Литературное воплощение советского герба. Веркин не дает с первых страниц объяснения что, как, кто и где. Что к чему можно понять только страниц через сто. Но и потом автор, с помощью даже одной фразы, может так дополнить мир, что все переворачивается с ног на голову.  

Кстати, нашлось место и юмору. Но юмору странному, местами просто абсурдному. А такой он и должен быть в мире «Острова Сахалин».

Не люблю вдаваться в крайности, но «Остров Сахалин», пожалуй, лучший роман в жанре постапокалипсиса за последние несколько лет.

lemur, 09 ноября 2017 г. в 16:21

Читателям журнала «Пионер» посвящается...

Эта история ну просто обязана была там быть опубликована году этак в 1981-82м.

Конечно, это — повесть для подростков, и написана она в соответствующей манере, но настроение пронизывающее всё повествование — это всё-таки ностальгия, и ностальгия не просто по детству или СССР, а ностальгия по Мечте. У нас тогда действительно была мечта, причём не какая-то конкретная, а просто мечта как мироощущение, как взгляд на жизнь.

Не знаю, как воспринимается эта повесть теми, кто не застал того времени, но родившихся в 1970е она просто не может оставить равнодушными. Вот, мне даже журнал «Пионер» вспомнился...

VovaZ, 29 октября 2014 г. в 17:14

Очень интересный роман, выбивающийся по духу и содержанию из общей серии технотьмы.

Острогин идёт на большой риск, выстраивая большую часть романа в виде повествования от первого лица. Так возможно утомить читателя чрезмерно низким драйвом и занудливостью. И в начале, на урове завязки, эти опасения оказываюися небеспочвенными. Роман начинается в крайне низком темпе, заязку преодолеть крайне сложно.

Однако, по мере развития сюжета автору удаётся поднять темп, сценизм ускоряется, становится легче, начинает захватывать.

Сюжет, вообщем-то, простенький. Герой идёт не мир спасать, а так, женщину захотелось... Однако, это не напрягает. Простота сюжета хорошо совмещается с простым, очень колоритным образом героя.

Нравственная линия не сложна, но интересна. Интрига, при всей своей простоте, тоже не плоха. Оформленный финал отсутсвует, но речь идёт о цикле продолжением.

Роман захватывает, легко читается и отнюдь не пуст. Рекомендую.

Vizart, 19 июля 2011 г. в 19:35

Солидарен с gnz — книга (серия) на редкость профессиональна, самобытна. Только, что дочитал «Икра будущего» — необыкновенно светлое, грустное (по доброму) послевкусие.

З.Ы.

Пытался вспомнить ощущение после «Дороги» — не вспомнил, но точно другие.

З.Ы.Ы.

Лет в 25 зачитывался Кафкой, недавно попробовал перечитать «Метамарфозы» — замутило на первых страницах, «отпаивался» «Вини-Пухом» (Союзмультфильм) и «Ёжиком в тумане».

kypislona, 02 июня 2025 г. в 21:05

Первая часть отзыва написана в процессе чтения, вторая по окончании. Итак:

1. Это конечно произведение абсолютно не самостоятельное, а какая-то мешанина из ДР в начале, а впоследствии, как справедливо замечали ВК френды, ЗМЛДКС/ВГВ/ХС в той части, которая «Гадкие лебеди». У Стругацких ставился вопрос, что случится, когда человечество упрется в барьер. У Веркина вопрос тот же, и сомневаюсь, что ответ будет другим (хотя любопытно бы. Ради того и домучиваю). Ответ АБС во всех их книгах на эту тему слишком примитивен. Разделится на две части человечество. Меньшая, в форме люденов, дерзновенного математика и детишек, воспитанных мокрецами, отправится бороться, искать, не сдаваться и покорять галактику. Остальное быдло будет соседского кота в парадной доедать. Но, как мы понимаем, это 1) тупое имперское мышление про белых господ и смуглых рабов и 2) не даёт реального ответа, все равно что сказать, что часть человечества станет богами (ну станет, боги и культурные герои были всегда с нами, что это вообще объясняет?). Думаю у Веркина будет та же хрень, но только (в лучшем случае) в профиль, а в худшем, судя по метаниям Уистлера, прям анфас. Новые горизонты, так сказать.

ЗЫ: то, что фамилия главного синхрониста переводится как «Свистун» (попросту звездобол) тоже многое говорит о))

2. Комментируя отзывы на часть 1, размещенную в ВК, я позорно перепутала Т-зубец из ВГВ с Т-рубцом. Что поделать, старость, ковид, подумала я. Ан нет, синхрофизика. Там где у АБС все же зубец (от околобожественного венца), тут конкретный рубец от воспаления мозговых оболочек, так что все правильно. Концовка обильно приправлена ОЗ, а, точнее, тривиальным гностицизмом (отягощены ли добро злом? А зло добром? А что есть зло и добро и что из них абсолютно), в общем всем тем, что люди пишут, когда не в силах придумать ни естественно-научного, ни хотя бы мифопоэтического развития сюжета. А после этих мутных рассуждений все умерли. То ли освободившись и уйдя по дороге добра, то ли просто тронувшись рассудком, то ли помогли (последняя версия самая интересная, и автор на неё даже намекает, но и тут все остаётся на уровне полунамеков).

А если в целом — будь Веркин честнее, он бы вместо Юнга и Каммерера упоминал бы варп и море душ. Потому что это все же скорее Ваха чем АБС (хотя стилистически чисто последние), и если долго пялиться в Око Ужаса, то одержание парочкой демонов отнюдь не Максвелла вам гарантировано... Мораль примерно такова, и если у Стругацких есть хотя бы попытка решения, в чем-то банальная, в чем-то слишком простенькая и точно социально несправедливая, то тут просто все умерли и все умерло, тупик тупика в тупике. Как описание тупика мысли и веры блестяще, как сюжетная вещь — выжать и останется рассказ на 5 страничек. По сути это огромная экспозиция (95% романа) с примерно нулем действия. Что касается таких пунктов, как язык, раскрытие и развитие образов героев и пр по списку, то язык тут позаимствован у АБС, все их эти рассуждения героев на кухне, над Лесом и тд, Главгер не соответствует заявленным ТТХ (по ним он туповат, безынициативен, нерешителен, в книге же весьма рассудком бодр и в экстренных ситуациях действует быстро и верно, а также имеет обо всём происходящем нелестное мнение — короче, это скорее автор, чем герой), Кассини неплох, а Уистлер убедительно по минусовой арке катится в безумие, но за убедительное безумие выше 6 при таком замахе на рубль ставить не хочется. И как герметический детектив (а по сути его мы имеем жанрово, как и многое у АБС) ОуПА эта многословная болтушка сильно уступает.

ЗЫ2: Мой ребёнок кратко резюмировал креатив как «Колобок повесился» (не расслышав «Сорока на виселице») , и в чем-то дитя безнадёжно право 😅😅😅😅

lammik, 12 апреля 2025 г. в 10:39

Рукопись, прочитанная в недоумении

Первые восторженные отзывы многократно называли книгу интеллектуальной, мягко переводя потенциальных невосторженных в разряд людей, испытывающих нехватку интеллекта. Веркина я читал и ранее, а потому знал, что писать книги, выстраивать сюжет и мастерски манипулировать читательскими эмоциями он умеет. Первые две главы зашли на ура, и я уж был готов поверить, что держу в руках книгу если не столетия, то года уж точно, все авансы абсолютно оправданы, и какое же счастье, что есть Книжный клуб Фантлаба. Дальше начались проблемы, вот прям с водолаза на Лунной базе. Абсурд громоздился как торосы в Арктике. Нет, вероятно, в тексте множество отсылок к другим книгам или же к существующей реальности, но по большей части они настолько неоднозначны и допускают множество толкований, что понимаю удивление автора, когда на него их вывалили при встрече. Используя Бритву Оккама, скажу, что самое простое объяснение происходящего — это сон главного героя, или Барсика, или даже того водолаза, ну или видения в состоянии клинической смерти на борту «Тощего дрозда». Верю, что у автора в голове находится полная непротиворечивая картина всего происходящего, включая медведей, походы к актуатору и блуждания в тумане на крыше без парапетов. Вот только раскрыть её читателю он не потрудился. Ну, может когда-нибудь, будут ведь ещё книги в цикле.

Координаты чудес, 28 октября 2020 г. в 12:12

Заявленная постапокалиптика от соотечественника. «Книга года» по версии Фантлаба. Хорошая средняя оценка пользователей данного сайта и отдельные восторженные отзывы. После такого анонса хочется только хвалить, но по обыкновению приходится ругать. Что уж там, я даже сейчас, после прочтения, могу понять, за что можно было положительно оценить российскому читателю «Остров Сахалин»: местных образцов жанра, за которые просто не стыдно, не говоря уже о чем то большем, кот наплакал. На деле же мы имеем довольно средненький роман по всем параметрам. Художественная составляющая откровенно слабая. Когда берешь в руки книгу на родном языке, хочешь получить нечто большее, чем обычно получаешь от переводнухи. С Эдуардом Веркиным такой номер не прокатывает: очень сухой, упрощенный, бессвязный слог, где «отмечается явный доминант образной системы над формой» (цитата из самого «ОС»). Некоторые абзацы и предложения так вообще из серии школьного сочинения «Как я провел лето». В этой связи та же Википедия позиционирует Веркина именно, как ДЕТСКОГО писателя, что многое, кстати, объясняет: было изначально странно, что сорокапятилетний бородатый дядя рассказывает свою историю от лица молодой двадцатидвухлетней девушки. Поэтому кто бы что не говорил, а перед нами в первую очередь подростковое чтиво. Да – вплетенное в конву постапокалиптики, да – временами достаточно жесткое, но все-таки это пресловутый замаскированный «янг-эдалт». Стал бы я читать, если бы узнал заранее – не уверен. По мне, так лучше в очередной раз перечитать приключения Эммы Мухиной от Валерия Роньшина из серии «Детский детектив». Там хотя бы смешно. «Остров Сахалин» добрых 200 страниц начального текста не предлагает ничего кроме тягомотных описаний локального мира и неуклюжего подросткового философствования. На Земле случилась ядерная война, корейцы атаковали США, втянулись другие страны, цивилизации пришла амба. На континентах выживших почти нет, на материке свирепствует мобильное бешенство (читай – зомбаки), островная Япония уцелела, захватила Сахалин и теперь это Карафуто. Туда принимают беженцев: корейцев и китайцев. Туда ссылают преступников из самой японской империи. Русских на всю книгу два с половиной человека. Одна из них – полукровка Сирень – путешествует по острову в качестве футуролога, второй – полусвободный Артем – ее сопровождающий. Попытка резко придать действию динамики через боевые сцены и внезапный коллапс (землетрясение) оборачивается для Веркина провалом: описывать боёвки он совершенно не умеет, нагнетать тревогу тоже. «Я выстрелила. Убила одного. Потом убила второго. Потом убила всех. Такая я, оказывается, меткая». Вот что-то из этой оперы. Джо Аберкромби надрывно хохочет в сторонке. Вообще Веркин, такое ощущение, взял кучу понравившихся ему элементов у разных авторов и в разных жанрах и попытался всё это вплести в свое повествование. Тут и попытка сделать что-то неожиданно жесткое и кровавое в стиле Тарантино (отсюда и мое, возможно, не очень уместное сравнение с Аберкромби). И показать все тяготы выживания в постапокалиптическом мире с ребенком на руках (привет Кормаку МакКарти и его «Дороге»). И «Рассвет мертвецов», и много чего еще. Я бы со своей стороны провел параллели с Паоло Бачигалупи: достаточно общего, начиная регионом места действия и заканчивая беспросветом вокруг. Учитывая, что Бач не так давно выпустил свою собственную «янг-эдалт», было бы неплохо сравнить. Однако в целом у Веркина не получилось. Многое не вяжется.

sergej210477, 08 ноября 2017 г. в 15:41

Великолепно написанная повесть. Сюжет достаточно прост — встреча с пришельцами то ли из будущего, то ли из параллельных миров, это неважно. Такие истории уже встречались в фантастической литературе множество раз. Главное в этой книге, по крайней мере для меня, то, как она написана.

Автор сумел очень точно попасть в мир детства советских мальчишек восьмидесятых годов XX века. Отлично создал атмосферу того времени. Я вспомнил множество мелочей, о которых сам уже давно забыл. Получилась очень тёплая, пронизанная ностальгией картина далекого детства.

Плюс к этому, Веркин смог «поймать» и передать на бумагу довольно сложный внутренний мир подростков, с их мечтами, желаниями и переживаниями. Вышло психологически очень достоверно, кажется что повесть написал мальчишка, а не взрослый человек. Все получилось реалистично и эмоционально.

Хотя, книга, в общем подростковая, мне было интересно читать ее.

anagor1, 22 марта 2014 г. в 19:28

Да, мы начали забывать. Война представляется уже как нечто патриотично-пафосное, непрерывно героическое и чуть ли не развлекательное, вроде комьютерной стрелялки.

А она другая. Она пустая и страшная, тягучая и грязная. Голод, холод, зверская, отупляющая усталость, болезненная беспризорность мира. И — ненависть. Не благородная и тем более не святая. Но настоящая, искренняя, истовая. Которая уже не слепит, а, наоборот, делает ум ясным, а руки твердыми. «Убей немца!» «Убей!!» В этом и только в этом смысл жизни. И смысл смерти тоже в этом. И нет никакого геройства — в том приукрашенном, напыщенном прикиде, что подавали нам в школе на уроках патриотического воспитания. Есть лишь ненависть, сухая и твердая, простая и ясная, которая сильнее голода и холода, сильнее страха, сильнее любых инстинктов... Веркин и не оправдывает ее, и не славит. Он просто показывает, что она была естественна, как воздух. И именно в этом — ужас войны. В том, что те несколько слов Эренбурга, может, послужили Победе больше, чем все постановления партии и правительства вместе взятые. Даже, наверно, ему самому через десятилетия, а уж тем более нам, таким разумным, самоуверенным и толерантным, трудно представить, насколько они были искренними, те страшные слова.

Такие книги надо включать в школьную программу. Чтобы воспитывать ненависть. Не к врагу. К войне. Патриотическое воспитание приложится. Человеческое — важнее.

Francine, 20 марта 2025 г. в 09:57

Книга вязкая как расплавленное стекло, как медленно тянущаяся патока многочисленных рефренов и отсылок ко всему. Разум судорожно тонет как муха в янтаре. Внимание пытается зацепиться за рекурсию, ухватить пойманный образ, связать его вариациями значений и символов, и вынырнуть наконец-то в реализм, фоново осуждая бессмысленное времяпровождение, но не тут-то было, эмоции и сопереживание наблюдателя (писатель не даст забыть читателю, что читатель — он же наблюдатель, и он же создает новый мир, читая книгу) «заякорят» процесс, и, все, никуда, дорогой читатель, тебе не деться. Потому что ты пойман в расставленную на тебя сеть из всего, что ты раньше прочитал.

У каждой книги есть свой читатель. У «Сороки на виселице» — это будет фанат интеллектуальной прозы, не пренебрегший приобщению к историческим памятникам классической литературы, научной фантастики и современного кинематографа. Просто перемещаться в этой смеси отсылок, намеков, обнаруживать и распознавать их — занятие не для «познающих» книги, тут надо быть «матерым» читателем.

Сейчас хотела емко пройтись по обнаруженным самым известным ассоциациям, но потом решила не нагружать отзыв информацией. Перекрестные связи с сегодняшним интеллектуальным наследием человечества в книге настолько обширны, что даже краткий перечень наиболее известных способен напугать кого угодно.

На мой взгляд, для чтения этой книги эрудированность имеет значение, но не ключевое. Книга взаимодействует с восприятием, апеллирует не только к культурному коду, не обязательно связанному с литературой, но и к вечному стремлению человека достичь самых далеких звезд, к краеугольным столпам развития цивилизации, основным философским истинам и поискам.

Плотная, текучая мозаика концепций и идей, неожиданно оказавшихся тяжелыми, вескими, наполненными смыслами, неумолимо требующими отдельных размышлений и интерпретаций. В эту мозаику вписаны люди, живые, живущие в мире условно близкого будущего, с которыми можно себя ассоциировать и сопереживать.

Таких книг давно не писали, таких вдумчивых глубоких книг, вместе с тем смелых, раскрепощенных и живых. Постоянно ловила себя на том, что чуть ли не каждый абзац хотелось развить отдельной парой страниц (а иногда и парой книг) с пояснениями и интерпретациями, настолько текст емок и плотен.

«Сорока на виселице» могла быть написана только российским писателем, нашим современником, книга удивляет и восхищает, полюбить ее получится не сразу, у меня это случилось после экватора. Было сложно вернуться из иностранной литературы в мир вдумчивого и немного индифферентно — насмешливого созерцания российской прозы, поэтому сначала пришлось подождать, а потом адаптировать восприятие текста, а потом просто потеряться в мире книги до финала.

Зато. Редкий пример литературы, который побуждает, заставляет действовать, представляет собой не завершенный срез иного пространства-времени, исчезающий с последней страницей, эта книга написана нашим современником, глубоко сцеплена с реальным миром и обладает сумасшедшим потенциалом влияния. Она не фиксирует, не заставляет, не насаждает ничего, книга — источник мотивации и сама по себе может стать началом. Первое приходящее в голову сравнение что такое эта книга — актуатор потока Юнга ;)

genametr, 05 сентября 2022 г. в 15:13

Все бы хорошо но много лишних букв. Где-то со страницы тридцатой начал пролистывать а затем и вовсе заглянул в конец бесплатного отрывка. Пытался найти когда случится хоть какое-то действие и начнется сюжет. Все же 115 страниц ни о чем многовато даже для позднего Веркина, который полюбил подражать классикам и разливаться мысью по древу. Может где-то там в конце и есть еще тот человек что написал Вендиго и Герду но пробиваться к нему сквозь унылую бытовуху выше моих сил. Кому-то антураж нулевых греет сердце, но для меня это время ушло, да и одним антуражем сыт не будешь.